О жизни в исправительных колониях – ИК-17. Рассказ бывшего заключенного.
В прошлый раз мы беседовали с Вячеславом, который рассказал нам о буднях в исправительной колонии строгого режима. Он много говорил и о том, как отбывают наказание лица, осужденные по 328 статье УК, в народе называемой «за наркотики». Рассказ Вячеслава впечатлил нас настолько, что мы разыскали Дениса (имя героя изменено), отбывавшего наказание именно по 328 статье, и попросили его поделиться своей историей.
Про себя, про колонию, про отряд
Сейчас мне 31 год. Около 20 лет занимался народными танцами, футбол люблю. Болею за Шахтер и за Челси. Получил два года по ст. 328 УК. Отбывал наказание в ИК-17, в Шклове. Весь срок провел в колонии и вышел «со звонком». Освободился в ноябре 2017 года. До этого, правда, была еще судимость за «хулиганку».
ИК-17 – колония общего режима. Это значит, что сидят “первоходы” – те, кто отбывает наказание в первый раз, поэтому и условия содержания более мягкие, чем там, где строгий режим. Правда, многие говорят, что на строгом режиме сидеть все-таки проще, потому что можно с милицией договориться.
При мне сменился начальник колонии и один из замов. Можно сказать, что администрация поменялась, потому что с приходом нового начальника многие офицеры из колонии ушли. Прямо говорили, что условия работы стали хуже.
В колонии одновременно находились около полутора тысяч заключенных, плюс-минус 100-200 человек, хотя рассчитана она где-то на тысячу. Очевидно, что была переполнена. Я отбывал наказание в отряде, где содержались люди, осужденные за незаконный оборот наркотиков. В бараке, рассчитанном на 70 человек, одновременно размещалось 120-130.
Трехъярусных кроватей не было, но места всем ощутимо не хватало. Бывало, что говоришь офицеру: “Я не успеваю собраться после подъема. У нас в бараке 120 человек». Он тебе в ответ: «Вставайте раньше». Тогда ты спрашиваешь: «А как же обязательные 8 часов сна?» Офицер улыбается и говорит: «Ну, меня это не интересует».
В среднем, у ребят в моем отряде сроки были около 10 лет. Все молодые. Как правило, не старше 25 лет, даже моих ровесников было мало. У меня нашли 0,13 грамма, поэтому получил два года. Не было доказательной базы. Таких как я, с небольшими сроками, в отряде было всего-то человек 15.
Про барак, унитазы и мышек
Весь отряд жил в общем бараке казарменного типа, как в армии. Максимум одновременно размещалось 137 человек. На всех 10 умывальников, три писсуара и 4 унитаза (вообще-то 6, но стояли рядом так, что двумя пользоваться было нельзя, если кто-то уже сидит на соседнем). В бараке было тепло, даже жарко. Я все время спал с открытой форточкой. Окна простые деревянные, но каждый их под себя подстраивал: подклеивал, смотрел, чтобы работали и все такое.
Можно сказать, что было чисто. Барак убирали три человека дважды в день. Обычные заключенные, которые нуждаются в деньгах (сигаретах), а родственники не могут им помогать. Сами вызывались. Разные ситуации у людей бывают: жена молодая, четверо детей. Каждый заключенный платил за уборку три пачки «NZ» (марка сигарет) в месяц.
Плитки электрические у нас были, хоть и запрещены. Часть их потом конфисковали, хотя в этом сами заключенные виноваты: прозевали и не спрятали вовремя. Электрочайники можно было иметь. Правда, когда приезжала «проверка» из других департаментов или вышестоящих структур, офицеры говорили чайники прятать.
Крыс и тараканов не припомню, но мышек мы несколько раз видели.
Раз в год выдавали новое постельное, раз в неделю его стирали. Правда, многие не хотели отдавать свое белье в общую стирку и стирали сами. Можно было платить другим заключенным, чтобы стирали за тебя. Еще проигранные могли стирать, когда отрабатывали долг.
Я свои вещи никому не отдавал. Не доверял людям.
Про начало дня и про еду
Подъем был в 6:00, но многие вставали раньше, чтобы спокойно собраться. Восемь часов точно никто не спал. Звонок подъема в нашем отряде давали в 5:45. В 6:00 шел второй звонок, общий для всех, а в 6:05 мы уже должны были стоять на зарядке.
Зарядка длилась 10 минут, а потом некоторые отряды шли на завтрак. У нас была подготовка к проверке, практически личное время, когда те, кто не успел раньше, шли умываться и чистить зубы. Через полчаса нужно было выйти на улицу для проверки. В бараке нас считали редко, только когда шел сильный дождь, в остальное время для этого нужно было выходить на улицу.
После проверки был завтрак. Давали обычно кашу, белый хлеб, чай. Кстати, при новой администрации стали лучше кормить. Завтракали многие. Из 120 человек в отряде 100 точно брали завтрак, остальные пропускали. Диеты, по сути, не было, только у некоторых усиленное питание по показаниям.
После завтрака выходили на работу. На “промку”, в смысле на промзону. Заканчивали где-то в 16:30. Перерыв на обед начинался в 11:30. Кормили по-разному. Например, сегодня будут щи и картошка с мясом, а на следующий день – молочный суп и макароны. К еде у меня претензий не было. Добавку можно было взять без проблем: кто хотел есть, всегда мог взять больше.
В отряде у нас было два человека, которые занимались раздачей еды. Остальные платили им за это сигареты. Хотя по правилам, заключенные должны были раздавать еду по дежурству.
Про работу и условия труда
Почти весь срок я провел на обувном производстве. Обувь для милиции делали. Никто нас этой работе не учил, занятий, конспектов не было. В целом там у нас были нормальные рабочие отношения. Озвучивали задачи, мы их выполняли. Когда заказов не было, никто не заставлял отсиживаться на промзоне, подписывали “съем”, после чего мы спокойно возвращались в бараки. Но в начале 2017 года сменилась администрация и начала все перестраивать под себя. Независимо от того есть работа или нет, осужденные по ст. 328 должны выходить на полный рабочий день всегда. Да и у других заключенных особых «съемов» с работы не было.
Открывают цех по переработке цветных металлов.
За 1,5 месяца до моего освобождения, на обуви оставили несколько человек, а весь наш отряд перевели на переработку цветных металлов, потому что мы были осуждены «за наркотики», а в Декрете президента прописано что-то наподобие “создать для таких людей жесточайшие условия пребывания, отправить на черновые работы” (имеется в виду Декрет № 6 «О неотложных мерах по противодействию незаконному обороту наркотиков»). При старой администрации никого не волновало, по какой ты статье отбываешь наказание. Жили в отдельных отрядах, работали на разных производствах: кто на деревообработке, кто на «швейке», кто на «обувке». Вот и все различия.
Новое начальство, засучив рукава, занялось исполнением Декрета. Создали целый сектор: 6 обычных отрядов + 3 отряда тех, кто сидит за незаконный оборот наркотиков и отправили всех на переработку цветных металлов. Потом туда же переводили и людей из других отрядов. Правда, осужденные по другим статьям ходили на эти работы только до обеда, мы же должны были проводить «на металле» весь день.
Цех не создан для пребывания такого количества людей и почти не отапливается. В помещение размером примерно 15*35 м² одновременно работало от 350 до 400 человек. Батареи были, но толку от них не было. Спецодежды не было. Получает заключенный один костюм и ботинки раз в год и должен ходить в нем везде: в бараке, на промзоне. У многих были собственные сменные костюмы: шили, “загоняли с воли”. Перчатки для работы выдавали, но в недостаточном количестве, поэтому ребята покупали свои. Норм выработки тоже не было, поэтому кто-то работал, а кто-то нет.
Единственный плюс, что работать «на металле» особо не заставляли. Те же офицеры понимали, что у нас даже инструментов нет. В колонию привозили порубленный по метру кабель. Нам надо было разделать его и достать медный провод и алюминиевую обмотку. В отходы шла какая-то бумага, прорезиненный шланг, металлическая обмотка. Медь и алюминий потом взвешивали и сдавали. Можно было попробовать откупиться от работы, т.е. заплатить другим заключенным, чтобы сдавали металл за нас, но мы этого не делали, потому что выход на работу все равно был обязательным.
Маргарита Корбут