Пытки в Беларуси – сломанные жизни
«В Республике Беларусь основные права и свободы человека, гарантии их реализации закреплены в Конституции Республики Беларусь и провозглашены высшей ценностью и целью общества и государства. Республика Беларусь является суверенным, динамично развивающимся государством, которое достигло многих важных показателей в области прав человека» – гласит утвержденный Советом Министров Межведомственный план.
Статья 25 Конституции устанавливает запрет пыток, аналогичная норма содержится и в статье 11 Уголовно-исполнительного кодекса. Статья 27 Конституции также предусматривает, что доказательства, полученные с нарушением закона, не имеют юридической силы.
Инициатива «Правозащитники против пыток» поговорила с родственниками осужденных и выяснила, как реагируют суды и прокуратуры на заявления о пытках.
Марина Смоляренко
Мой сын, Смоляренко Кирилл Вячеславович, осужден на 10 лет по ч. 3 ст. 328 УК. 23 июня 2015 года в районе 17 часов он подвез знакомого, который, как позже выяснилось, продавал наркотики. Когда они приехали в назначенное место, их уже ждали сотрудники ОМОН, которые сильно избили моего сына.
На обследование в больницу его возили 24 июня 2015 года около 13 часов. Факт избиения был подтвержден в суде Советского района г. Минска в январе 2016 года.
Справку из больницы приобщили к делу на предпоследнем заседании суда. Мой сын говорил о том, что его избили, он был в бессознательном состоянии и вообще не давал никаких показаний, не мог даже стоять, его держали два сотрудника ОМОН – отвели и бросили его в автобус. Это же подтвердил свидетель. После этого, из него выбивали признательные показания, хотя он отрицал свою причастность, и знакомый, задержанный вместе с ним, также отрицал причастность моего сына. Никакой реакции от судьи суда Советского района г.Минска Бескишкого Артема Александровича на это не последовало. Также не отреагировал на факты пыток и показания свидетеля и Минский городской суд, состоявшийся в июне 2016 года.
Лариса Жигарь
Мой сын Максим Жигарь осужден на 8 лет по ч. 3 ст. 328 УК. Доказательством сбыта наркотиков являются признательные показания самого Максима и показания одного из обвиняемых.
Как мне стало известно от сына, 13 ноября 2012 по приезду в ИВС его избили, на следующий день пришёл подполковник из наркоконтроля и обрисовал картину его будущего, оказывая психологическое давление.
В конце ноября 2012 сын отказался от своих показаний и по совету адвоката, заявил, что причины отказа, пояснит в суде. Это было сделано во избежание прессинга со стороны администрации СИЗО. На суде Максим заявил о пытках и психологическом давлении, на что судья спросила: «А почему раньше не заявлял?» Он ответил, что боялся, что на него будет оказано давление в “пресс-камере” тюрьмы, как убедил его подполковник, если не возьмёт всё на себя. Тогда судья спросила: «А почему сейчас не боишься?» Сын ответил, что сейчас под судом. Никакой реакции суда на заявление о пытках не было.
из протокола судебного заседания
Светлана Протасеня
Мой сын Егор Протасеня, осужденный на 14 лет по ч. 3 ст. 328 УК, совершил суицид в Жодинской тюрьме. Вскоре после ареста сын начал писать о намерении покончить жизнь самоубийством, на встречах рассказывал мне о пытках, которые применяли оперативники из управления наркоконтроля для признания вины: надевали на него противогаз и закрывали дырку, чтобы не было чем дышать, бросали дротики в спину, шприц с какой-коричневой жидкостью держали около вены и угрожали уколоть, если не признается, а также жестоко избивали. Сын во время свидания после суда сравнивал методы оперов с гестапо и говорил, что своим самоубийством хочет им отомстить, а также поможет другим осужденным по этой статье, поскольку уже понимал, как добываются доказательства.
Вот цитата из его письма: «Прошу вас после моей смерти напечатать обо мне статью и о причинах моего самоубийство, чтобы народ знал, что в нашей стране существует отдел «гестапо», и чтобы государство не смогло оставить мое самоубийство и записку без внимания».
Даже под пытками вину сын не признал. Ни прокуратура, ни суд не усмотрели в действиях сотрудников милиции нарушений законодательств, поэтому мой сын покончил с собой. Как вы думаете, будет ли виновный человек совершать суицид, чтобы доказать, что его совесть чиста?
из письма Егора Протасени
«Основополагающими принципами любого объективного расследования слyчаев пыток являются его компетентность, беспристpастность, независимость, быстpота и тщательность. Лица, проводящие расследование, которые должны быть независимыми от предполaгаемых виновников и учреждений, в которых они работают, должны быть компетентными и беспристpастными. Они должны иметь возможность обращаться к объективным медицинским и другим экспертам или право привлекать их для проведения расследований. Методы, используемые при проведении таких расследований, должны удовлетворять самым высоким профессионaльным требованиям, a их выводы должны предаваться гласности. Как показывают вышеперечисленные случаи, белорусские суды не реагируют на заявления о пытках, а проверки прокуратуры носят формальный характер. Прокуратура обычно просто пересылает жалобы в Следственный комитет, который, на мой взгляд, не является независимым органом. Законодательством не предусмотрено отстранение от служебных обязанностей лиц, на которых поступили жалобы о применении пыток. Ознакомиться с материалами проверки зачастую просто не представляется возможным, поскольку такая процедура не предусмотрена УПК, а ссылки на Конституцию игнорируются. Таким образом, можно констатировать, что пытки в Беларуси не расследуются в соответствии с международными стандартами», – прокомментировал правозащитник Сергей Устинов.