«Бьют так, чтобы не было крови»: Кого и как пытают в милиции
The Village Беларусь пообщался с Сергеем Устиновым, членом правления РОО «Правовая инициатива», которая занимается вопросами пыток. Сергей рассказал, какие пытки до сих пор применяются в Беларуси, что делать, если тебя начинают пытать, и как вести себя после.
— Наша организация занимается защитой нарушения прав человека, образованием в сфере прав человека. Инициативу «Правозащитники против пыток» мы создали в 2010 году: сюда входят правозащитники и юристы, которые занимаются вопросами противодействию пыткам.
Наша деятельность началась в 2010 году после президентских выборов: тогда многих кандидатов посадили, много было жертв пыток. Мы опрашивали их, пытались обжаловать эти пытки.
Что такое пытка
Мы выступаем за полный запрет пыток. Пытать нельзя никого: ни террористов, ни убийц, — никого.
Справка:
СТАТЬЯ 1 «КОНВЕНЦИИ ПРОТИВ ПЫТОК И ДРУГИХ ЖЕСТОКИХ, БЕСЧЕЛОВЕЧНЫХ ИЛИ УНИЖАЮЩИХ ДОСТОИНСТВО ВИДОВ ОБРАЩЕНИЯ И НАКАЗАНИЯ»
1. Для целей настоящей Конвенции определение «пытка» означает любое действие, которым какому-либо лицу умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него или от третьего лица сведения или признания, наказать его за действие, которое совершило оно или третье лицо или в совершении которого оно подозревается, а также запугать или принудить его или третье лицо, или по любой причине, основанной на дискриминации любого характера, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом или иным лицом, выступающим в официальном качестве, или по их подстрекательству, или с их ведома или молчаливого согласия. В это определение не включаются боль или страдания, которые возникают лишь в результате законных санкций, неотделимы от этих санкций или вызываются ими случайно.
Первое дело в Комитете по правам человека, которое мы выиграли против государства — центра изоляции правонарушителей на Окрестина — было связано с бесчеловечным обращением. Курящие в камере, отсутствие прогулок, непредоставление спального места с постельными принадлежностями. Кейс начинался еще в 2010 году: Егор Бобров против Беларуси, его задержали на акциях, он отсидел на Окрестина. Это было первое дело, с которым мы пошли в суд, и это было первое дело, которое рассматривалось в суде, и суд признал, что существуют нарушения — но они, мол, вызваны нехваткой средств. Но это ведь не проблема жертвы. Ну, не сажайте тогда.
Это было наше первое и оно же — последнее дело такого рода, единственное рассматриваемое в национальном суде. После этого суд перестал принимать такие дела к рассмотрению. Теперь, кто бы ни обращался, в том числе и мы, — суд говорит, что они неподведомственны в рамках рассмотрения гражданского процесса. Обращайтесь к кому хотите: в «Спортлото», в МВД… Последнее дело, которым мы занимаемся, — дело Петра Маркелова, который три дня содержался с унижающим человеческое достоинство обращением: слишком большие перерывы между едой, не выводили на прогулки три дня, не предоставляли средства личной гигиены.
Бесчеловечное обращение и пытки — две разных категории, у пытки более жестокие последствия. Если человек выходит из здания милиции с переломами, побоями, гематомами, ссадинами, — то это не просто унижение достоинства, это именно пытка
Кто и как пытает
Как показывает практика, наиболее вероятно применение пыток на тех этапах дела, когда его еще не передают следователю. Дознаватели, опера применяют пытки, чтобы выбить признательные показания. А когда показания уже есть — все, следователю нет нужды применять пытки. На моей памяти, я не могу назвать случаев, когда бы пытали следователи. Обычно это делают опера.
Как правило, пытают в отдельном кабинете конкретные люди, которые этим обычно и занимаются. В Солигорске задержанному сказали: «Ну, сейчас Медведь с тобой поговорит». Этот Медведь с одного удара порвал парню барабанную перепонку, из левого уха потекла кровь. То есть, можно сделать вывод, что это какой-то «специальный» человек, у которого есть кличка и который обычно и занимается такими делами. Обычно пытают один на один, без вмешательства. Но, бывает, кто-то дежурит в коридоре и стучит в дверь, если кто-нибудь идет мимо и может услышать крики.
Наши дознаватели не идут по пути России, где есть специальные приборы, чтобы пытать током. У нас пытают старыми дедовскими методами: бьют сапогами, резиновыми дубинками, пластиковыми бутылками с водой.
Такие удары бутылкой по голове не оставляют следов снаружи, но причиняют серьезные внутренние повреждения. Надевают пакет на голову,препятствуя доступу кислорода
Вот Павел Левшин, простой прораб, так подвергся пыткам: кто-то украл на участке трубы, а сам он в это время был на экскурсии в Санкт-Петербурге. Но его вызвали дознаватели и начали избивать, пытать, надевать пакет на голову. Теряя сознание, Павел начал «сознаваться», давать признательные показания. Потом, кстати, уголовное дело в отношении его прекратили, а дело против пыток так и не возбудили. Был случай в 2016 году, когда пытали обычным электрошокером. Еще очень сильно затягивают наручники — так, что рука синеет, пальцы немеют, чувствительность потом долго не восстанавливается. Этот способ применяется достаточно часто — наверное, чтобы оказать давление на человека, продемонстрировать, что могут и еще сильнее затянуть.
Были дела над «политическими», которых держали по 40 минут во дворе РУВД лицом к стене. Стоял март, достаточно холодно, — это тоже можно расценить как бесчеловечное обращение.
Про страшные зверства на допросах мне не известно. Был вот, впрочем, случай в Могилеве: изнасилование милицейской дубинкой. По понятным причинам потерпевший не стремился разглашать свою фамилию, но у нас она имеется, мы подавали жалобу. Итог все равно один: отказ в возбуждении уголовного дела.
Складывается ощущение, что операм все равно, как бить — будут заметны следы, не будут… Вот дело за май 2016 года, Солигорское РОВД, избиения, электрошокер. Милиционеры не отрицали, что при задержании применяли физическую силу. Да, можно применить силу, если задерживаемый сопротивляется. Но, извините, почему просто человека не зафиксировать, не надеть наручники, зачем избивать обязательно и пытать? Их начальство, я так понимаю, это одобряет, потому что им надо раскрыть преступление; а Следственный комитет закрывает глаза и выносит постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.
Помню случай, когда показания не удавалось выбить. Пенсионера Василия Сорочко пытали в Ленинском РУВД в течение пяти или шести часов, но он не сознался в краже, которую на него пытались повесить, — и его отпустили. Это был резонансный случай, проводилась проверка на предмет пыток, выступал кто-то из прокуратуры. И все равно по результатам проверки отказали в возбуждении уголовного дела в отношении сотрудников. Но фамилии их известны, и судмедэкспертиза показала, что пытки были.
Почему у нас, в отличие от России, не известно о шокирующих, жестоких пытках? Возможно, дело в том, что у нас СМИ быстрее реагируют на серьезные случаи. То же дело Сорочко быстро получило огласку, и его замяли. Общественное мнение, обсуждение, внимание СМИ помогают. Да и страна у нас небольшая: правозащитники тесно общаются между собой, узнают про случаи пыток, и СМИ подхватывают. Возможно, это помогает не скатываться до уровня России и таких жестоких пыток.
Никто не знает: все ли опера и дознаватели применяют пытки, не все ли. Данных таких нет. Уголовных дел расследуется куча, судов проходит много. Тесно общаемся с «Матерями 328»: на многих судах заявляют, что применялись пытки, но суды не реагируют.
Если они применяют пытки — значит, милиционеры видят в этом смысл. Я думаю, что это старая советская «палочная» система: раскрыть как можно больше дел («палка» — это и есть дело). И почему бы не повесить дело на человека, если тот сознается, а милиционерам по итогу за это ничего не будет? Если есть хоть какие-то подозрения — не нужно даже говорить о доказательствах — всегда человека легче «пытануть» и добиться чего-то, чем доказывать в соответствии с нормами УПК. Поэтому американские сериалы, где человека не арестовывают, пока нет серьезной «доказухи», тут не работают. Есть подозрение — значит, задержим и станем допрашивать.
Применяют пытки и в СИЗО, и в тюрьмах, в исправительных колониях
Вот в декабре 2016 года к нам обратились родственники Алексея Агейчика и Александра Логвиненко. Это ИК–13, город Глубокое. У них возник конфликт с отрядниками, их отвели в какое-то помещение, и охранники их избили дубинками. Сами они в письмах и родственники говорят, что избили так, что все ягодицы были синими, на что замначальника колонии по оперативной работе колонии подтвердил применение физической силы и спецсредств — якобы в связи с тем, что те проявили неповиновение. Тут или озлобленность сотрудников колоний, или система, которая так воспитывает людей, что те думают, будто человек, попавший в колонию, больше не является человеком. Будто не люди, а какая-то масса, которая должна подчиняться приказам, а если не подчиняется, то должна быть наказана, причем именно наказана такими жесткими методами, а не изолирована.
И это повсеместно, по всем колониям. Пытки в тюрьмах — это наказания за какие-то действия или бездействия. Возможно, человек отказывается работать. Система построена таким образом, что им выгодно держать заключенных в страхе. Я все-таки исхожу из того, что начальники колоний — не садисты, которые любят пытать просто для удовольствия. Наказывают, чтобы другим неповадно было.
Нужно ли давать сдачи
Как избежать или минимизировать возможность применения пыток? Если вас вызывают в милицию, никогда не идите в одиночку, даже если вас вызывают свидетелем. Вам могут говорить, что вы всего лишь свидетель, что ничего страшного. Но УПК устроен так, что сегодня вы свидетель, пошли в кабинет следователя, а тот выносит постановление о привлечении вас в качестве подозреваемого, — и оттуда вы уже не выйдете. Вас отправят в ИВС и потом будут каждый день вызывать на допросы. Идите или с адвокатом, или с представителем. Представителем, может быть любое совершеннолетнее лицо. Если представителя не пускают, надо писать жалобу и предавать дело огласке: статья 62 Конституции дает нам возможность пользоваться представителем в любой момент.
Расскажите как можно большему числу людей, куда вы идете.
Во время пыток ни в коем случае не следует драться или пытаться давать сдачи. Потому что это будет расценено как насилие в отношении сотрудников милиции
А это дает им карт-бланш на дальнейшие пытки: мол, он применил к нам насилие — ну, и мы соответственно, применили спецсредства — но только потому, что он не подчинялся.
Но это не значит, что надо лечь ничком и молча терпеть. Надо как можно сильнее кричать, и чем сильнее, тем лучше, потому что все эти дела боятся огласки. Может быть, кто-то услышит и среагирует на это. Тут нет такого постулата, что, мол, «мужику позорно кричать». Чем больше вы молчите, тем больше вас будут избивать. Все люди по-разному реагируют на боль. У человека может быть слабое сердце, от боли может случиться приступ. Так и говорите: у меня больное сердце, у меня недостаточность, у меня такая-то болезнь, я инвалид такой-то группы, я могу умереть. Перекроете мне доступ кислорода — я умру у вас в кабинете, кто будет отвечать? Никто не хочет при исполнении получить у себя труп на стуле. Поэтому, не прибегая к насилию в отношении сотрудников милиции, донесите им информацию о своем здоровье.
Нередко дают советы вымазать в помещении все, что можно, своей кровью. Но часто так бьют, что крови нет совсем, а если тебя еще и приковали к стулу, то нет возможности вообще что-либо сделать.
Не могу дать совет, стоит или не стоит давать признательные показания под пытками: тут зависит от способностей человека терпеть и переносить боль. Если милиционеры намерены добиться признательных показаний, то и пытки будут соответствующими. Если вы все же себя оговорили и дали такие показания, при следователе надо всякий раз об этом заявлять, показывать следы побоев, обращать внимание. Потому что суд, если этого нет в материалах дела, ваши запоздалые жалобы в расчет брать не станет. Так что чем раньше вы заявите о пытках, тем большую пользу это может принести.
Что бы вам ни говорили дознаватели — мол, сознайся, дадут условное заключение, — потом невозможно будет ничего изменить. То есть, обещают нечто там потом, но признаться надо уже сейчас. Но условная — она ведь все равно судимость. А, главное, меру наказания устанавливает суд. Опер в кабинете не может вам ничего гарантировать. Свои обещания он потом легко сможет аннулировать, а вот вы уже протокол со своим признанием уничтожить не сможете. Не заявишь же на суде: «А мне оперативник Иванов обещал, что вы назначите лишь условное наказание».
Не стоит и крушить мебель, пытаться выбить, скажем, стулом окно, чтобы привлечь внимание. Вот в Могилеве во время пыток мужчина повредил рабочий стол милиционера. И против него возбудили уголовное дело за порчу имущества, а также провели проверку по фактам пыток. Причем за порчу имущества там какие-то следственные эксперименты даже проводили, а по пыткам все как обычно. Такие встречные уголовные дела применяют в качестве ответной меры на попытку гражданина отстоять свои права.
Кому нужно жаловаться
Как только вы покинули место, где вас пытали, — не оставайтесь в стороне, не оставляйте все как есть. Интернет-пространство, онлайн-СМИ, соцсети дают хорошую возможность привлечь побольше внимания. Чем больше внимания — тем серьезней власти будут реагировать на такие случаи. Например, дело Коржича в воинской части в Печах.
Только нет смысла писать заявление на сотрудников милиции в том же самом отделении милиции. Нужно или идти в местную прокуратуру, и если остались следы побоев — брать направление на судебно-медицинскую экспертизу; возможно — идти в больницу, вызывать скорую помощь. Полезно сфотографировать все следы побоев. И заявлять везде: в прокуратуре, в скорой, — что вас избили в отделении милиции.
Все это нужно делать как можно быстрее. Уже через два, через три дня — это не то, так что следы побоев надо снимать сразу же. Даже если вам потом уже подумалось, что удары были не такими уж и сильными, что не стоит с этим возиться, — помните, что организм у каждого индивидуальный, и вы не знаете, как он отреагирует на побои через какое-то время. А вдруг откажет какой-нибудь орган? Даже если не осталось видимых следов избиения (например, когда бьют бутылкой с водой по голове), все равно надо заявлять о пытках.
Если в ходе пыток вы не запомнили фамилий и лиц тех, кто вас избивал, в заявлении указывайте: меня били в таком-то РУВД, на таком-то этаже, в таком-то кабинете (если запомнили).
Жертва не должна доказывать, что пытки были. Позитивное обязательство государства — доказать, что пыток не было; оно должно провести проверку ваших фактов и опровергнуть ваши доводы. Вы лишь заявляете, где, когда, кто применял пытки и какие последствия
Если ты не сделаешь первый шаг и не пойдешь в прокуратуру, то никто тебе не сможет помочь. Сотрудники милиции не придут к тебе и не начнут сами извиняться. Поэтому первый шаг надо сделать самому, и сделать довольно быстро: написать заявление или обратиться к правозащитникам, чтобы те помогли его составить.
Если тебя избивают в СИЗО или исправительной колонии, то все становится сложнее. Ты находишься под колпаком пенитенциарной системы, в которой добиться какой-то независимой экспертизы намного сложнее. Надо писать жалобы, добиваться, передавать через адвоката. Можно пожаловаться сизошному врачу — он такой же сотрудник системы, и вряд ли станет работать против нее. Но вам-то надо использовать любую возможность вынести наружу факты пыток, поэтому на всякий случай стоит рассказать и ему тоже.
В колонии можно передавать свою историю пыток во время телефонных звонков или самому, или через других «сидельцев». Можно написать в письме — а вдруг пройдет цензуру.
Есть ли смысл от жалоб
Видя очередное постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, мы пришли к выводу, что фактически все проверки происходят по накатанной схеме. Опрашивают потерпевшего, опрашивают сотрудников милиции, на которых жертва указывает как на виновников пыток, и парочку сотрудников, которые, возможно, были в отделении. И все. Зачастую даже не вызывают свидетелей, которые видели, как происходило задержание с избиением. Затягиваются сроки.
Исходя из своего долгого опыта, могу сказать, что милиционеры как избивали, так и продолжают избивать. Пользуются старыми дедовскими методами: сапоги, дубинка. Те же наручники, та же «ласточка» (сковывают руки за спиной и пропускают туда ноги так, что человек неестественно выгибается). Били, бьют и будут бить. И еще запугивают. Звонки могут быть, угрозы, что подкинут наркоту. Это вообще самый идеальный вариант для сотрудника милиции. Если пришли с обыском по любому делу и вдруг «находят» наркотики — не важно, за чем пришли, — можно «шить» 328–ю статью. Подкинуть можно любому, сотрудники милиции это прекрасно знают, и от этого уже не отмоешься, ничего ты не докажешь.
Многие жертвы пыток в Беларуси ведут себя типично: их попытали — они обратились к правозащитникам — мы помогли написать жалобу — они получили отказ в возбуждении уголовного дела. «Ну, значит, у нас такая страна, невозможно ничего добиться», — думают многие из них и бросают начатое. Психика человека настроена на то, чтобы забывать плохие моменты. И вот оно вроде бы уже не так больно, не так страшно, как было сначала. И человеку не так уже хочется обжаловать отказ. Он не понимает, что если он оставит это дело, то безнаказанность породит дальнейшее беззаконие. И это не только для него самого нужно — возможно, он сам ничего и не докажет. Но в следующий раз тот же милиционер, который избивал этого человека, сломает руку другому допрашиваемому.
В России, в Нижнем Новгороде, очень хорошо работает Комитет против пыток. Там бывает и по семь, и по восемь отказов, но люди продолжают бороться. Отчасти они мотивированы решениями Европейского суда — то есть, последующей компенсацией. Если Европейский суд признает нарушения прав человека, он своим решением называет конкретную компенсацию. И, нужно сказать, государство — Россия — в основном, соблюдает эти решения и компенсации выплачивает. Я не слышал, чтобы по пыточному делу не выплатили. А мы не можем обращаться в Европейский суд: жалобы на Беларусь не рассматриваются, — мы можем предложить только решение в Комитете по правам человека, которое наши власти считают рекомендательным.
Государство пытается как-то обелить всю ситуацию с пытками. Но у нас в Уголовном кодексе до сих пор не такого преступления, как пытка. Государство говорит: вот, наступил прорыв, мы ввели понятие «пытка». Но «понимать» пытки и ввести уголовную ответственность за пытки — это две большие разницы. Причем понятие ввели в статью 128 УК «Преступление против безопасности человечества», она не охватывает пытки операми в отделениях милиции.
Справка
СТАТЬЯ 128. ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ БЕЗОПАСНОСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Депортация, незаконное содержание в заключении, обращение в рабство, массовое или систематическое осуществление казней без суда, похищение людей, за которым следует их исчезновение, пытки или акты жестокости, совершаемые в связи с расовой, национальной, этнической принадлежностью, политическими убеждениями и вероисповеданием гражданского населения, – наказываются лишением свободы на срок от семи до двадцати пяти лет, или пожизненным заключением, или смертной казнью.
ПРИМЕЧАНИЕ. Под пыткой понимается любое действие, которым какому-либо лицу умышленно причиняются сильная боль, физическое или психическое страдание в целях понуждения данного лица либо третьего лица к действиям, противоречащим их воле, в том числе чтобы получить от них сведения или признания, а также в целях наказания либо в иных целях либо по любой причине, основанной на дискриминации любого характера, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом, выступающим в официальном качестве, с использованием своих служебных полномочий, или по его подстрекательству, или с его ведома или молчаливого согласия. В это определение не включаются боль или страдания, которые возникают вследствие применения мер процессуального или иного законного принуждения.
Поэтому мы боремся за то, чтобы ввели уголовную ответственность за пытки. И чтобы заключать под стражу подозреваемого следователь мог только по решению суда, а не по своему собственному решению. А у нас получается как: есть следователь, который может задержать человека до суда, может оказать на него давление. Возможность для пыток — колоссальная.
Текст
АЛЕКСАНДР ЛЫЧАВКО
Фотографии
ЕВГЕНИЙ ЕРЧАК