Кинан против Соединенного Королевства
ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
ТРЕТЬЯ СЕКЦИЯ
КИНАН (KEENAN) ПРОТИВ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА
жалоба № 27229/95)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
3 апреля 2001 г.
СТРАСБУРГ
По делу “Кинан против Соединенного Королевства” Европейский Суд по правам человека (Третья секция), заседая Палатой в составе:
Ж.-П. Коста, Председателя Палаты,
В. Фюрмана,
П. Куриса,
Ф. Тюлькенс,
Х.С. Грев,
М. Угрехилидзе, судей,
сэра Стивена Седли, судьи ad hoc,
а также с участием С. Долле, Секретаря Секции Суда, заседая за закрытыми дверями 4 июля 2000 г., 13 марта 2001 г., на последнем заседании вынес следующее Постановление:
ПРОЦЕДУРА
1. Дело было инициировано жалобой (№ 27229/95), поданной 28 февраля 1995 г. в Европейскую Комиссию по правам человека против Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии его подданной Сьюзан Кинан (Susan Keenan) (далее – заявитель), в соответствии с бывшей Статьей 25 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
2. Интересы заявителя в Европейском Суде представляла адвокатская контора Толлер Битти” (Toller Seattle) из г. Бронтон (Braunton), а также 1им Оуэн (Tim Owen), адвокат из г. Лондон (London). Интересы властей соединенного Королевства представлял их Уполномоченный при Европейском Суде по правам человека Пол Берман (Paul Berman) Министерство иностранных дел и по делам Содружества.
Заявитель утверждала, что ее сын Марк Кинан (Mark Keenan) скончался в тюрьме в результате самоубийства из-за того, что тюремные власти нeсмогли защитить его жизнь. Она также заявляла, что ее сын пострадал бесчеловечного и унижающего достоинство обращения по причине условий его содержания под стражей и что она не располагала эффективными средствами правовой защиты в отношении ее жалоб.
4. Жалоба была передана в Европейский Суд Европейской Комиссией 25 октября 1999 г.
5. Жалоба была направлена на рассмотрение в Третью секцию Суда (пункт 1 Правила 52 Регламента Суда). В рамках этой Секции Палата, которой предстояло рассматривать данное дело (пункт 1 Статьи 27 Конвенции), была сформирована в соответствии с требованиями пункта 1 Правила 26 Регламента Суда. Сэр Николас Братца, судья, избранный от Соединенного Королевства, отказался от участия в заседаниях по данному делу (Правило 28 Регламента). Соответственно, власти Соединенного Королевства назначили Лорда-судью Седли (Sedley) в качестве судьи ad hoc (пункт 2 Статьи 27 Конвенции и пункт 1 Правила 29 Регламента).
6. Заявитель и власти Соединенного Королевства представили свои доводы по существу дела (пункт 1 Правила 59 Регламента).
7. 4 июля 2000 г. после проведения консультаций со сторонами Палата приняла решение об отсутствии необходимости проведения слушания по делу (пункт 2 Правила 59 Регламента Суда in fine).
ФАКТЫ
I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА
8. Заявитель является матерью Марка Кинана, который 15 мая 1993 г. в возрасте 28 лет скончался от асфиксии, причиненной самоповешением в период отбывания по приговору 4-месячного срока лишения свободы в тюрьме “ХМ” (НМ Prison) г. Эксетер (Exeter).
9. Непосредственные обстоятельства смерти Марка Кинана, как и следовало ожидать, неясны, поскольку он покончил с собой, находясь в одиночестве. Что же до остального, то стороны в основном согласились с фактами в том виде, как они были установлены Европейской Комиссией, и эти факты приводятся ниже в Разделе А. Содержание медицинских заключений о состоянии здоровья Марка Кинана до его смерти изложено в Разделе В.
А. Установленные по делу факты
10. Начиная с 21-летнего возраста Марк Клнан проходил время от времени курс лечения с использованием препаратов против психоза, признаки которого, как представляется, были впервые выявлены, когда он по приговору суда отбывал 4-летнее наказание за разбой. Как утверждал сам Марк Кинан, ему поставили диагноз — параноидная шизофрения. После его освобождения из тюрьмы в 1988 году врач-терапевт Марка Кинана продолжал выписывать ему психотропные препараты.
11. В истории его болезни содержались указания на симптомы паранойи, агрессии, насилия и умышленного членовредительства, его поведение по временам было непредсказуемым. В ноябре—декабре 1992 года, незадолго до перевода в тюрьму, его лечили в окружной больнице “Норт Девон” (North Devon District Hospital) после того, как он дважды вводил себе повышенные дозы инсулина. В результате первого такого случая, 9 ноября 1992 г., у него отмечались жалобы с признаками паранойи. Был поставлен диагноз — признаки изменения личности и параноидная шизофрения. Отмечалось также, что в анамнезе у него — частые случаи умышленного членовредительства. Через 10 дней его выписали с рекомендацией принимать психотропные препараты. Второй случай, 16 декабря 1992 г., связывали с разрывом отношений с его девушкой. В егомедицинской карте в приемном отделении были сделаны пометки о диагнозе: “Изменение личности. Параноидный психоз. Угрозы самоубийства”. Он выписался 18 декабря 1992 г.
12. В тот же день он был доставлен в тюрьму “ХМ”, куда его поместили после совершенного им нападения на свою девушку. При поступлении его подвергли освидетельствованию в тюремном медицинском центре, который был проинформирован о том, что в истории его болезни есть запись о том, что он страдает параноидной шизофренией.
13. 21 декабря 1992 г., после того как в медицинском заключении было указано, что в день осмотра признаки шизофрении отсутствовали, его сначала хотели перевести из медицинского центра в обычные условия. В тот же самый день, позднее, его вновь поместили в медицинский центр, потому что он колотил в дверь своей камеры, и тюремный персонал усмотрел в этом признаки паранойи. Как объяснил сам Марк Кинан, он употребил гашиш, в результате чего у него появились галлюцинации, его трясло, сводило мышцы. После этого эпизода, 23 декабря 1992 г., его перевели в обычные условия, оценив его состояние как хорошее, без симптомов психического свойства, жизнерадостное и сговорчивое. К вечеру он стал жаловаться, что его “ломает”. Ему было рекомендовано “успокоиться и настроиться на поездку в суд на следующий день”. В конечном итоге, 24 декабря 1992 г., он был освобожден под залог.
14. 1 апреля 1993 г. Марк Кинан был вновь помещен в тюрьму “ХМ”, после того как он был осужден за нападение на свою девушку и приговорен к четырем месяцам тюремного заключения. Его вновь подвергли освидетельствованию в тюремном медицинском центре. 5 апреля 1993 г. главный врач тюремного центра Кит (Keith) провел консультацию с доктором Робертсом (Roberts), консультантом-психиатром, который лечил Марка Кинана до его поступления в тюрьму. Доктор Роберте сообщил, что у Марка Кинана отмечается изменение личности с антиобщественными отклонениями и что в состоянии стресса у него наблюдаются параноидные симптомы. Доктор Роберте согласился с использованием препаратов, которые назначал доктор Кит (тиоридазин — thioridaiine), и предложил прибегнуть к клопиксоловым инъекциям с хлорпромазином.
15. 14 апреля 1993 г. Марк Кинан забаррикадировался в больничной палате медицинского центра в знак протеста против его перевода в обычную камеру. 15 апреля 1993 г., после разбирательства по поводу данного инцидента, начальник тюрьмы вынес решение о наказании с отсроченным исполнением в виде 14 дней заключения сверх положенного срока. 16 апреля 1993 г. Марк Кинан был выписан из медицинского центра и переведен в обычную камеру, но вечером следующего дня был вновь водворен в медицинский центр после того, как его сосед по камере сообщил о том, что Марк Кинан находится в озлобленном состоянии и соорудил что-то наподобие петли из постельной простыни, которую держал под кроватью. По возвращении в медицинский Центр Марк Кинан был помещен в камеру без мебели, за ним наблюдали каждые 15 минут. 17 апреля 1993 г. в медицинском журнале была сделана запись следующего содержания:
“Доставлен в лечебное отделение в 21:30 … утверждает, что повесится. Петля сделана из полосок простыни. В беседе Кинан говорит, что на него оказывают давление работники кухни, которые заявили, что отравят его пищу, и т.д. На его лице отразилось явное облегчение, когда я сказал ему, что он останется здесь”.
16. Позднее, 18 апреля 1993 г., была сделана запись: “Я задолжал там, в крыле (одной из частей основного здания тюрьмы), что угодно, только не выдержу в обычной камере”.
17. 23 апреля 1993 г. было решено, что Марка Кинана должен освидетельствовать приглашенный психиатр, доктор Роу (Rough). 26 апреля 1993 г., до того, как Марк Кинан был освидетельствован, была предпринята новая попытка перевести его на обычные условия. На следующий день его вновь поместили в медицинский центр. В записях в медицинской карте за 27 апреля 1993 г. отмечалось:
“Доставлен в лечебное помещение. Его трясет, дыхание очень учащенное. Отказался от дальнейшего приема лекарств. Несговорчив. Помещен в медицинский центр для наблюдения и освидетельствования. Осмотрен в 17:45. Он говорит, что в основной тюрьме им овладевают паника и паранойя. У него появлялось чувство, что на него собираются напасть. У него также чувство, что ему, возможно, придется защищаться. Помещен в отдельную камеру на нижнем уровне”.
18. 29 апреля 1993 г. Марк Кинан был освидетельствован доктором Роу, который не усмотрел в тот момент необходимости перевода Марка Кинана в больницу для психиатрического лечения, прописал новые медицинские препараты и сделал следующую запись:
“Он мой давний пациент, страдающий хроническим психозом в слабой форме. Обычно он не агрессивен, хотя легко переходит в состояние стресса и тогда может быть непредсказуем”.
Он также порекомендовал, чтобы Марка Кинана ограждали от какого-либо общения до того момента, пока не пройдет состояние паники/паранойи.
19. 30 апреля 1993 г. с Марком Кинаном вновь обсуждался вопрос о его переводе в обычную камеру. В его медицинской карте за 30 апреля 1993 г. сделана запись:
“Он не чувствует себя готовым к “обычной камере”, поскольку опасается пострадать там физически. Это сопровождается другими высказываниями параноидного характера. Хочет остаться в одиночной камере”.
20. На протяжении дня у него отмечалось ухудшение психического состояния с признаками агрессии и паранойи. Доктор Сил (Seale), у которого не было подготовки врача-психиатра, счел, что причиной этого послужили изменения в препаратах, а посему прописал вернуться к прежним лекарствам. В 18:00 того же дня Марк Кинан совершил нападение на двух сотрудников больницы, одному из которых нанес серьезные повреждения. После нападения был помещен в пустую камеру в медицинском центре, за ним был установлен контроль, который осуществлялся каждые 15 минут. Неясно, сколь долго выдерживался такой порядок контроля.
21. 1 мая 1993 г. доктор Бикертон (Bickerton), у которого была 6-месячная подготовка в области психиатрии и который являлся одним из старших сотрудников центра, определил, что Марк Кинан готов к проведению разбирательства в отношении совершенного им нападения и может быть помещен в изолятор дисциплинарного блока тюрьмы. В медицинской карте Марка Кинана он сделал следующую запись, относящуюся к 1 мая 1993 г.:
“Спокоен и рационален. Без признаков психического расстройства. Спал хорошо, чувствует себя расслабленным. Утверждает, что вчера был в расстроенном состоянии и потому напал на упомянутого сотрудника. Можно заключить в обычную камеру в блоке карцеров”.
22. В тот же день заместитель начальника тюрьмы МакКом (McCombe) распорядился, в соответствии с Правилом 43 Регламента тюрем, поместить Марка Кинана в изолятор в блоке карцеров. МахКом считал содержание в условиях изолятора оправданным, поскольку поведение Марка Кинана было непредсказуемым, и для персонала тюрьмы он представлял собой угрозу. Данных о том, когда он был освобожден из изолятора, как представляется, нет.
23. Во время пребывания в изоляторе Марк Кинан находился в закрытом на замок помещении около 23 часов в сутки ежедневно. Хотя в изолятор каждый день приходили врач, тюремный священник и начальник тюрьмы, Марк Кинан, в отличие от пребывания в медицинском центре или основном здании тюрьмы, имел минимальные контакты с персоналом и никаких контактов с другими заключенными.
24. 1 мая 1993 г., после перевода в изолятор, Марк Кинан попросил прислать ему слушателя (заключенного, обученного самаритянами проводить беседы с другими заключенными, склонными к суициду). В 18:05 сотруднику тюремной больницы Гиллу (Gill) сообщили, что Марк Кинан говорил сотрудникам изолятора о том, что чувствовал себя готовым совершить самоубийство. В медицинской карте была сделана запись:
“Пошел посмотреть Кинана. Взял 1997 (форма, заполняемая на заключенного, которого рассматривают как потенциального самоубийцу, для направления медикам). Слушатель в камере вместе с заключенным. Уверял, что он не склонен к самоубийству, однако напряжен, возбужден, ему нужно с кем-то поговорить об этом. Позову медика разобраться, он будет позже”.
25. Однако в 18:45 Марк Кинан угрожал, что сделает что-нибудь с собой, и посему был переведен в камеру без обстановки в больничном крыле, за ним был установлен контроль с проверкой каждую четверть часа. По-прежнему неясно, сколь долго осуществлялся этот контроль.
26. В 19:45 доктор Бикертон попытался поговорить с Марком Кинаном через дверь камеры. Хотя, отмечал доктор, Марк Кинан, как ему показалось, был очень возбужден и был в состоянии сильного стресса, утверждая, что он слышит голоса, и полагая, что он Иисус Христос, доктор сомневался в том, что Марк Кинан страдает каким-либо психическим заболеванием. Согласно записям в медицинской карте Марка Кинана большую часть ночи он бил кулаками и стучал ногами в дверь камеры, выкрикивая непристойности и угрожая персоналу тюрьмы. 2 мая 1993 г. доктор Симкин (Simkin) сделал запись в медицинской карте Марка Кинана:
“Сегодня утром отрицал, что собирается покончить с собой. Оскорбляа словами персонал. У него несколько ссадин от ударов о дверь. Этот человек представляет собой серьезную опасность для персонала, по причине своего поведения стал неприятен другим заключенным, находящимся в больнице. Он непредсказуем, угрожал покончить с жизнью. В соответствии с Правилом 43 к нему были приняты меры. Я объяснил ему, что его пребывание в камере без обстановки служит тому, чтобы оценить его поведение в течение предстоявших суток. Я увеличу дозу хлорпромазина до 400 мг qds и вернусь к использованию кемадрина и chloral node. Он говорит, что принимать лекарства не будет”.
27. Запись в медицинской карте за 3 мая 1993 г. гласит:
“Утро — состояние лучше, нежели прежде. Спал хорошо. Просил вернуть его в изолятор блока карцеров. Согласен”.
28. Марк Кинан вновь помещен в изолятор. В регистрационной книге изолятора — запись за 3 мая 1993 г.:
“Кинан был доставлен из больницы. Кажется, он стал более разумным нежели прежде, однако нуждается в наблюдении. Когда разносили чай Кинан попросил прислать слушателя, поскольку, по его словам, он чувствовал, что “входит в состояние”, это я расценил как начало… персоналу надо быть настороже”.
29. Запись в медицинской карте на 21:00:
“В блоке тревожно. Дали еще хлорпромазина. Кажется, успокоился после состоявшейся беседы. Если будет говорить о самоубийстве в течение ночи, то утром надо из его камеры в блоке всю обстановку убрать и как следует все “прочесать”, а утром проинформировать об этом”.
30. За исключением короткой записи 4 мая 1993 г. о том, что “в 11 часов дали 500 мг клориксола”, других записей в медицинской карте Марка Кинана с 3 мая 1993 г. не было сделано, и так было до его самоубийства 15 мая 1993 г. Доктор Брэдли (Bradley), у которой не было психиатрической подготовки, видела Марка Кинана в ходе обычных утренних обходов изолятора в периоды с 4 по 7 и с 10 по 14 мая 1993 г. Она припоминала:
“…В большинстве случаев мы оставляли дверь камеры открытой. Помню что лишь, возможно, однажды я говорила с ним через стеклянное окошко… но так случилось потому, что у нас не хватало персонала. У него была возможность говорить со мной.
Мы обсудили лекарства, которые он принимал. Он никогда мне не говорил, что находится в депрессивном состоянии или что не хочет общаться. В целом в моем присутствии, как казалось, Кинан был спокоен. Он показался мне ясно мыслящим и не встревоженным. Я также спросила у персонала, как он вел себя в течение дня, и они ответили, что не заметили ничего, чтобы их встревожило”.
31. В журнале происшествий по изолятору есть вместе с тем запись за 4 мая 1993 г.:
“Кинан высказывает оскорбления, он агрессивен, угрожает персоналу насилием. Переведен в камеру А1-4 на время, необходимое, чтобы он успокоился. 10 часов утра, звонок Кинана адвокату, вновь попытка нападения на сотрудника. Возвращаясь после звонка адвокату на уровень А1, заявляет, что будет вести себя примерно. Переведен в камеру А1-5”.
32. Запись за 6 мая 1993 г.:
“Кинан отказался от чашки чая. Сказал, что в ней что-то было. Когда сказали, что там ничего нет, решил выпить. Начинает вести себя странно. Персоналу надо быть настороже”.
33. Запись за 7 мая 1993 г.:
“Кинана посетил врач. Отказался принимать лекарства. Персоналу дано указание предлагать ему лекарства. Записывать — принимал или отказался”.
34. После 7 мая 1993 г. есть упоминания о том, что 8, 9 и 10 мая 1993 г. он принимал лекарства. Затем в журнале происшествий нет упоминаний о Марке Кинане до его самоубийства 15 мая 1993 г.
35. В письме матери, датированном 13 мая 1993 г., он жаловался, что его психическое состояние не очень хорошее.
36. 14 мая 1993 г. доктор Брэдли освидетельствовала Марка Кинана и пала заключение о том, что тот готов к разбирательству в связи с его нападением на двух сотрудников тюрьмы, имевшим место 30 апреля 1993 г. В протоколе разбирательства есть заключение доктора о том, что он в состоянии участвовать в разбирательстве и может содержаться в камере. Врач добавил следующее наблюдение:
“На момент совершения предполагаемого правонарушения Кинан принимал препараты в связи с хроническим психическим расстройством, и недавно ему были прописаны новые лекарства”.
37. Разбирательство состоялось 14 мая 1993 г. — почти две недели спустя после известных событий. Марка Кинана признали виновным в нападении. В свое оправдание он сказал заместителю начальника тюрьмы МакКому:
“Я страдаю расщеплением личности. Всю мою жизнь меня помещали в учреждения и выпускали из них. Сейчас у меня есть возможность исправить положение. Моя мама организовала поездку в Корнуолл (Cornwall). Я ведь хорошо себя вел”.
Заместитель начальника тюрьмы заявил, что он принял к сведению слова заявителя, но последнему предъявляют крайне серьезные обвинения. Он принял решение о добавлении к сроку тюремного заключения по приговору еще 28 дней вместе с 7-ю днями лишения возможности общения и отстранением от работы в изоляторе дисциплинарного блока. На тот момент Марку Кинану оставалось отбыть всего лишь девять дней до ожидаемой даты освобождения. Вынесенный ему приговор отодвигал срок его освобождения с 23 мая 1993 г. до 20 июня 1993 г. — в соответствии с применимыми к его случаю положениями он имел право на освобождение после отбытия половины определенного ему приговором 4-месячного срока с зачетом времени, проведенного в следственном изоляторе.
38. Вскоре после данного разбирательства у Марка Кинана побывал тюремный священник, который припоминал в своих показаниях в ходе имевшего место позднее расследования, что тот выглядел огорченным в связи с вынесенным решением и заявил: “Подумывал “откинуться”, но теперь не думаю, что сделаю это”. Священник утверждал, что ни на одном из этапов у Марка Кинана не было признаков того, что он собирается покончить с собой.
39. В 9:45 следующего дня, 15 мая 1993 г., Марка Кинана посетил доктор Бикертон, который вспоминает, что тот был спокоен, вежлив и расслаблен. Затем его посетил заместитель начальника тюрьмы МакКом, который позднее говорил, что обнаружил его в крайне возбужденном состоянии, но успокоившимся после того, как ему было сказано, что его не лишили права покупать табачные изделия.
40. Во второй половине дня Марка Кинана посетил его друг, М.Т. (М.Т.), с которым он был знаком на протяжении 5 лет. У М.Т., который провел у Марка Кинана около 20 минут, сложилось впечатление, что тот был расстроен, поскольку к его тюремному сроку добавили 28 дней, но в остальном он был в хорошем настроении, и когда М.Т. ушел, стал ждать другого посещения, которое планировалось в следующую субботу сотрудник тюрьмы Хейли (Haley), который препроводил Марка Кинана в камеру по окончании свидания, припоминает, что Марк Кинан был не разговорчив и, как казалось, пребывает в отличном настроении.
41. Сотрудник тюрьмы Милн (Milne), который видел Мрака Кинана примерно в 17:15, припоминает, что тот выглядел хорошо и спросил, может ли он воспользоваться телефоном в 18:00. Милн дал согласие, но впоследствии, как представляется, Марка Кинана не выпустили из камеры, чтобы сделать тот звонок. Как показывают данные, собранные в ходе проведенного позднее расследования, Милн, который находился на дежурстве на уровне А1 (блок изолятора), отлучился в туалет на десять минут с 18:25—18:30. По пути из туалета, собираясь заглянуть на уровень A3, он заметил, что кнопка сигнала вызова на уровне А1 была нажата. Кнопки вызова в каждой камере включают индикаторы на каждом уровне, чтобы обеспечить такое положение дел, при котором, если сотрудника нет на данном уровне, то сигнал вызова увидят сотрудники на других уровнях. Звукового сигнала из индикатора не поступало, казалось, кто-то, заключенный или сотрудник тюрьмы, отменил вызов, что можно сделать благодаря существующей системе с любого уровня. Милн позвал еще одного сотрудника, чтобы тот сопроводил его, и они вместе сразу же направились к камере Марка Кинана и стали открывать ее.
42. 15 мая 1993 г. в 18:35 Марк Кинан был обнаружен двумя упомянутыми сотрудниками тюрьмы висящим на решетке камеры на жгуте, сделанном из постельной простыни. В 19:05 была констатирована его смерть.
43. В какой-то момент до того, как он совершил самоубийство, Марк Кинан нажал кнопку вызова в своей камере. Нажать кнопку вызова уже в повешенном состоянии он не смог бы. Как указывал уже в ходе следствия Милн, Марк Кинан, должно быть, нажал кнопку вызова в какой-то момент в течение тех 10 минут, что Милн отлучался в туалет для персонала, поскольку световой сигнал на том уровне, который показывал бы, что кнопка нажата, не горел, когда он уходил.
44. В письме, дата которого не установлена, полученном доктором Робертсом после 15 мая 1993 г., Марк Кинан сообщал:
“Как вы хорошо знаете, я нахожусь в тюрьме за нападение на Дж.С. (G.S.), за что получил 4 месяца. Я больше так не могу. Я виделся тут с доктором Роу, который выписал мне новые таблетки, фензодин, такие белые таблетки, как сладкие подушечки. Я от них с ума сходил, и все кончилось тем, что я напал на двух сотрудников тюрьмы. Я вас прошу, назначьте мне лечение, когда я выйду отсюда, вылечите меня. Раньше, в Bmth (Королевская больница “Вифлеем” (Bethlem Royal Hospital)), я тоже принимал лекарства, состояние у меня неустойчивое, доктора тут мне совсем не помогают. Мне нужна помощь, пожалуйста, напишите обо мне начальнику тюрьмы, я больше этого не вынесу”.
45. 25 августа 1993 г. в ходе разбирательства с участием коронера коллегия присяжных вынесла определение о смерти в результате несчастного случая и о том, что смерть была вызвана удушением по причине повешения. В процессе открытых слушаний были представлены показания четырнадцати свидетелей, причем шесть из них давали показания устно. В числе свидетелей были заявитель, а также сотрудники тюрьмы, несшие дежурство и обнаружившие тело Марка Кинана, инспектор полиции, занимавшийся расследованием причин смерти, заместитель начальника тюрьмы, ряд сотрудников тюремной больницы, главный врач тюрьмы, тюремный священник и М.Т., который навещал Марка Кинана в день его гибели. Эти лица, а также доктор Бикертон и доктор Брэдли дали показания в письменном виде.
46. 17 ноября 1993 г. заявитель проконсультировалась с юристами, все ограничилось получением некоторых сведений, а адвокат высказал своемнение относительно существа дела, размеров ущерба на случай подачи иска против Министерства внутренних дел в отношении того, как обращались с ее сыном, и условий его содержания под стражей.
47. В заключении от 17 августа 1994 г. доктор Мейден (Maden), консультант по вопросам судебной психиатрии, после встречи с адвокатами заявителя выразил мнение о том, что Марка Кинана как заключенного, страдающего параноидной шизофренией, не следовало помещать в изолятор в блоке карцеров, и то, что тюремные власти не определили его в больничное крыло, явилось одним из важных факторов, которые привели к его смерти (см. ниже § 50).
48. В документе, датированном 14 октября 1994 г., адвокат, в свете заключения вышеупомянутого психиатра, сделал вывод о том, что вопреки серьезному должностному нарушению со стороны персонала тюрьмы, выразившемуся в содержании Марка Кинана, заключенного с психическим расстройством, в карцере без предварительного медицинского освидетельствования, иск о халатности согласно Закону о правовой реформе (различные положения) 1934 года успеха иметь не будет, поскольку нет доказательств того, что Марк Кинан получил повреждения той категории, которая дает основания для обращения с таким иском. Он уже страдал психическим расстройством, и не было указаний на то, что у него наступило ухудшение состояния или появилось новое заболевание в результате его содержания под стражей. Душевных переживаний недостаточно, а факт его смерти по английским законам не был таким, чтобы расцениваться как травма, на основании которой может быть возбужден иск. В отношении разбирательств по Закону о несчастных случаях со смертельным исходом 1976 года адвокат указывал, что коль скоро Марку Кинану было более 18 лет, когда он скончался, у заявителя не было оснований требовать компенсации в связи с тяжелой утратой(bereavement damages) и не было иждивенцев, которые могли бы предъявить иск. Если же говорить об издержках, которые могла понести заявитель в связи с похоронами, то имевшихся оснований было недостаточно, чтобы оправдать участие в таком деле и помощь юристов.
49. Письмом от 12 декабря 1994 г. заявитель была уведомлена Советом по оказанию правовой помощи о том, что этим Советом рассматривается вопрос о том, чтобы исключить ее заявку на оказание юридической помощи с учетом мнения адвоката о том, что у нее нет обоснованных шансов на успех. Своим решением от 8 марта 1995 г. Совет по оказанию правовой помощи исключил ее заявку на оказание подобного рода правовой помощи, поскольку с учетом имевшихся обстоятельств у нее не было оснований для получения таковой.
В. Медицинские заключения о состоянии здоровья Марка Кинана
1. Заключение доктора Мейдена от 17 августа 1994 г.
50. Доктор Мейден, доктор медицинских наук, консультант по вопросам судебной психиатрии в Королевской больнице “Вифлеем”, подготовил по просьбе адвокатов заявителя заключение на основании материалов расследования, тюремной медицинской карты Марка Кинана, его медицинской карты в окружной больнице “Норт Девон” и его медицинской карты по месту жительства. С Марком Кинаном до его смерти у него контактов не было. В заключении говорилось следующее:
“Сведения о семье и пациенте
Психические расстройства для семьи характерны, поскольку бабушка по линии матери, как утверждают, скончалась в психиатрической больнице, его мать страдала депрессивной болезнью в острой форме после “смерти в колыбели” его младшего брата, его отец считался алкоголиком, который по временам впадал в агрессивное состояние.
Детство Марка Кинана проходило беспокойно и несчастливо. Его родители разошлись, когда ему был один год от роду. Мать периодически страдала депрессией в острой форме на протяжении всего его детства. В школе он отличался плохим поведением, которое заключалось в том, что он дрался и прогуливал уроки. Как утверждают, в отдельные периоды начиная с 12-летнего возраста над ним учреждалась опека, его помещали в детские дома, центры временного содержания и специальные школы. Его трудовой стаж незначителен — время от времени и в течение непродолжительных периодов он занимался физическим трудом. Как следует из заключения доктора Адама (Adam) (от 23.3.93 г.), он имел склонность бросать работу по причине возникновения мыслей параноидного характера.
Его неуравновешенное поведение продолжалось и после ухода из школы. Как утверждают, в отдельные периоды он пребывал и Лондоне, в 15-летнем возрасте он оказывал гомосексуальные услуги, был осужден, в том числе за нарушение общественного порядка (в возрасте 15 лет), автомобильную кражу и взлом ювелирной лайки (в возрасте 16 лет). Когда ему было 17 Лет и позднее в 20 лет, он был осужден за драки, а в возрасте 21 года был осужден за нанесение тяжких телесных повреждений, когда ударил ножом приятеля своей сестры.
Психические заболевания
Имеются сведения, что в возрасте 21 года (в 1985 году), когда он отбывал наказание в тюрьме за преступление, связанное с нанесением тяжких телесных повреждений, ему был поставлен диагноз — параноидная шизофрения. У него отмечались параноидные мысли, ему было назначено лечение клопиксолом (clopixol — психотропный препарат).
В период отбывания тюремного наказания он, по имеющимся сведениям, в течение непродолжительного времени находился в тюрьме “Грендон Андервуд” (Grendon Underwood), где его заболевание параноидной шизофренией обрело слишком острую форму для лечения с помощью групповой терапии.
В 1988 году его выпустили из тюрьмы, он продолжал принимать клопиксол до того момента, как его врач по месту жительства прописал ему депиксол (depixol) — аналогичный, вводимый с помощью инъекций психотропный препарат.
Первой психиатрической больницей, в которую он попал … в декабре 1988 года, была больница Святой Анны (St. Anne) в г. Пул (Poole).
С 9.11.92 по 19.11.92 он находился в окружной больнице “Норт Девон”. У него был случай передозировки, когда он ввел себе инсулин. Он также жаловался на “паранойю”. В документах приемного отделения есть пометки о диагнозе “признаки расщепления личности” и “параноидная шизофрения”. Там есть и упоминание о “частых случаях умышленного нанесения себе вреда”. В документации по выписке из больницы также отмечалось, что он “не способен к адаптации в одиночку”… и вел себя в палате агрессивно…”. К тому же указывалось, что “не было, как казалось, серьезных признаков наличия у него паранойи”, но выписан он был с рекомендацией принимать три разных вида психотропных препаратов (в том числе одна инъекция в две недели), а также антидепрессант.
С 16.12.92 по 18.12.92 он находился в окружной больнице “Норт Девон” после передозировки по причине разрыва отношений с его девушкой. В документации в приемном отделении есть пометка о диагнозе “расщепление личности. Параноидный психоз. Угрозы самоубийством”. Вскоре после выписки он был арестован за нападение на свою бывшую подругу, что вылилось в приговор о тюремном наказании…
Вывод
1. Марк Кинан страдал параноидной шизофренией. Как представляется, болезнь начала развиваться в 1985 году. … После освобождения из тюрьмы в 1988 году он поддерживал довольно регулярные контакты с психиатрическими учреждениями, со своим врачом и в течение большей части того периода пользовался психотропными лекарствами, которые вводились с помощью инъекций. Все психиатры, которые наблюдали его, как представляется, сходились на одном диагнозе — шизофрения.
2. Хочу отметить, что в различные периоды ему также ставили диагноз изменения личности и злоупотребления лекарственными средствами. Есть данные, которые подтверждают диагноз изменения личности. Вместе с тем никто из наблюдавших его психиатров не сомневался в том, что помимо прочего у него была шизофрения, и все продолжали лечить его с помощью психотропных препаратов. Важность диагноза об изменении личности заключается в том, что он считался более сложным пациентом, нежели обычный пациент с шизофренией.
3. Шизофрения представляет собой сложное и длительное психическое заболевание, которое удерживается на определенном уровне в большей или меньшей степени с помощью лекарств, но не вылечивается медикаментозно. Членовредительство, самоубийство и агрессивность считаются последствиями шизофрении. Многие из симптомов, которые проявлялись у Кинана в период накануне его смерти, считаются симптомами шизофрении, в том числе паранойя, слышание голосов, неспокойный сон, агрессия, амбивалентность мысли о членовредительстве. Эти симптомы могут быть обусловлены и другими причинами, но коль скоро пациент страдал шизофренией, уместно полагать, что причиной этих симптомов являлось данное заболевание. Очень трудно провести различие между симптомами, порожденными шизофренией, и теми, что явились результатом особенностей личности.
4. Постановка диагноза шизофрении сопряжена с определенными сложностями. Контроль за состоянием больного является главным образом обязанностью и ответственностью врачей, в то время как в условиях тюрьмы, и этого трудно ожидать, проблематично обеспечить наблюдение за лицами, чье психическое состояние характеризуется серьезными отклонениями от нормы, без квалифицированного участия врачей. Нижеследующие комментарии приводятся, следовательно, с учетом того, что составляет общепринятые стандарты ухода за лицом, страдающим шизофренией.
5. Из того, с чем я ознакомился, следует, что, по крайней мере, в двух случаях медицинские записи были не на должном уровне. В период между 19.4.93 и 26.4.93 порядок наблюдения был изменен: после непрерывного контроля в медицинском центре тюрьмы и решения заручиться мнением консультанта-психиатра (доктора Роу) сочли необходимым перевести Кинана на обычные условия. Информация, которая объясняла бы причину такого решения, отсутствует. 17.4.93 Кинан заявлял персоналу, что хочет повеситься, а в его камере была найдена петля. При условии очевидного суицидного намерения нужно было бы, с точки зрения правильного ведения истории болезни, отразить в медицинской карте причину отказа от строгого контроля и возвращения пациента в обычные условия.
В медицинской карте отсутствуют записи в течение одиннадцати дней до момента смерти Кинана. Если бы записи за этот период отражали неспокойное и непредсказуемое поведение, а также угрозу его жизни и угрозы насилием в отношении окружающих, имелись бы достаточные основания организовать наблюдение за его психическим состоянием на регулярной основе, но записей, о том, что это было сделано, нет.
6.После визита и освидетельствования доктором Роу 29.4.93, то, чем я располагаю, позволяет высказать предположение о том, что уровень ухода за Кинаном стал ниже того, на который он был вправе рассчитывать. Доктор Роу подтвердил, что Кинан страдал “хроническим психозом в слабой форме”, и рекомендовал добавить другие психотропные лекарства помимо уже назначенных психотропных препаратов. В тот же день было рекомендовано, чтобы Кинану не дозволяли общение до момента, когда проявления у него паники/паранойи станут слабее. Доктор Роу (который знал пациента и ранее) также отметил, что пациент не был агрессивен, как это обычно наблюдалось.
На следующий день (30 4.93) его психическое состояние, как отмечалось, ухудшилось, – появились признаки паранойной и агрессии. От изменения в препаратах, рекомендованного доктором Роу, было решено тогда отказаться. 1.5.93 доктор Бикертон сделал заключение о том, что признаков психического заболевания нет, и счел Кинана готовым к переиоду на обычные условия, в камеру в блоке карцеров. Только теперь стало очевидно, что Кинан был не в том состоянии, чтобы переводить его в дисциплинарный блок. В медицинской карте прослеживаются два момента. Первый — заключался в его боязни быть помещенным куда угодно кроме больницы, второй — состоял в том, что у него прослеживалась тенденция к суицидному поведению. Я полагаю, то обстоятельство, что его не содержали в больничном крыле, и явилось тем фактором, который способствовал его гибели.
По моему мнению, нельзя считать оправданным отказ от перемены в назначении препаратов, рекомендованной доктором Роу, без консультации с ним (или другим психиатром). Доктор Роу четко придерживался той позиции, что пациент страдал психозом и что было уместно с точки зрения правильности лечения изменить курс приема психотропных препаратов. Наставлениям доктора Роу не следовали неукоснительно. Например, 11.5.93 доктор Бикертон сделал заключение об отсутствии признаков психического заболевания, несмотря на вывод доктора Роу от 29.4.93 и упоминания в медицинской карте о паранойе и агрессии от 30.4.93. Маловероятно, чтобы характерные признаки психического заболевания такого вида, как его документировал доктор Роу, за два дня полностью исчезли.
На основе имеющихся данных полагаю, что доктор Бикертон был неточен в своем заключении (согласно которому на 1.5.93 психическое заболевание отсутствовало) и что, будучи врачом без психиатрической квалификации, он не должен был прибегать к изменению курса лечения, уже назначенного упомянутым психиатром”.
2. Заключение доктора Риели (Reveley) от 15 февраля 1995 г.
51. Доктор Ривли, другой консультант по вопросам психиатрии, подготовила по просьбе адвокатов заявителя заключение на основе проведенного разбирательства и медицинской документации, в том числе заведенной в тюрьме карты и истории болезни из окружной больницы “Норт Девон”. Она никогда не видела Марка Кинана и не лечила его. В ее заключении, в частности, говорится следующее:
“Мнение
37. Я придерживаюсь мнения, что Марк Кинан страдал параноидной шизофренией, видом паранойи, который упоминается в Классификаторе ICD-10 психических и поведенческих заболеваний 1992 года. Одним из характерных признаков этого расстройства является наличие бреда в контексте относительного сохранения когнитивной функции и реакции. Лицо, страдающее этим заболеванием, следовательно, в состоянии описать типичные примеры галлюцинаций. К видам наиболее распространенных параноидных симптомов, в частности, относятся бред преследования, металломанический бред, галлюциногенные голоса с угрозой для пациента, галлюцинации, связанные со вкусом и запахом. Более чем очевидно, что у Марка Кинана проявлялись такие симптомы на последнем этапе его пребывания в тюрьме. Для такого состояния характерны агрессивность и склонность к нанесению себе вреда, как это на деле и было у Марка Кинана. В учебнике по диагностике и статистике психических заболеваний (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders) (4-е издание, 1994) обращается внимание на следующее: “Тема преследования может предрасположить человека к суицидному поведению, а мания преследования наряду с металломагническим бредом при гневе может подтолкнуть человека к насилию”.
38. У Марка Кинана выявляли также злоупотребление лекарственными препаратами и изменение личности. Ни один из этих диагнозов не является несовместимым с параноидной шизофренией, а зачастую сосуществует с этим заболеванием. Ясно также, что Марка Кинана последовательно лечили с помощью психотропных лекарств и что, разумеется, медики в тюрьме согласились с диагнозом психоза и продолжали лечение с использованием психотропных препаратов. Как это и было на самом деле, в период пребывания и тюрьме ему поставили именно диагноз “хронический психоз в легкой форме”. Любой связанный с психозом диагноз всегда крайне важен. Различают три основных заболевания, которые ведут к психозу: шизофрения, маниакальное депрессивное расстройство и злоупотребление лекарственными препаратами и прочими средствами (например, экстази, LSD, амфетамин, алкоголь и, иногда, гашиш). Порой невозможно провести различие между психическими расстройствами индивидуального свойства, когда пациента впервые освидетельствует психиатр, и неопределенность в отношении поставленного пациенту диагноза может длиться годами. Но даже с учетом сказанного среди психиатров почти никогда не бывает расхождений относительно того, страдает ли пациент психозом. В самом деле, психические симптомы могут с успехом лечиться с помощью психотропных препаратов даже при условии диагностической путаницы в отношении классификации психического состояния. Факты в данном случае заключаются в том, что тюремный медперсонал, зная о том, что его психическое заболевание формально диагностировано не было, продолжал лечить его психические симптомы с использованием психотропных лекарств… /…/
41. В период пребывания в тюрьме Марка Кинана лечили психотропными лекарствами. Благодаря этим препаратам его состояние, очевидно, поддерживалось на определенном уровне, за исключением имевших место отдельных вспышек. Эти отдельные эпизоды рассматриваются тюремными врачами как обособленные случаи проявления дурного характера. Ничего выдающегося не происходит, Марка Кинана, как представляется, считают психически здоровым или в крайнем случае достаточно здоровым, чтобы наказать путем изоляции. Это, на мой взгляд, опасный по своему характеру и слишком упрощенный взгляд на психическое расстройство. Было бы уместно провести аналогию, когда человека с повышенной температурой, принимающего жаропонижающее, выставляют затем на зимний холод только потому, что у него нет признаков жара. В таких условиях никто не удивился, если бы случился рецидив повышения температуры. В случае с Марком Кинаном тюремные власти не распознали основополагающей психиатрической истины, когда они сочли его пригодным для того, чтобы быть помещенным в дисциплинарный блок. Они оценивали психическое состояние человека, напичканного лекарствами, чьи скрытые проблемы сохранялись, они были закрыты от взоров действием этих препаратов. (Несмотря на заключение о том, что он был в достаточно нормальном состоянии для перевода в блок карцеров, хочу отметить, что в медицинской карте не было отметки об отмене приема лекарств, которые ему были назначены.)
42. Поскольку Марка считали здоровым, в дисциплинарном блоке медсестра за ним не ухаживала. Медсестринский уход заключается не просто в приеме лекарств. Такой уход крайне важен для успешного наблюдения за больным и лечения психического заболевания, и это дело не последнее, поскольку медсестра — подготовленный наблюдатель и может быстро и эффективно отреагировать, когда есть признаки, что психическое состояние человека является причиной озабоченности. Медсестринский уход представляет собой главным образом процесс присмотра за физическими или эмоциональными нуждами пациентов с целью восстановления, улучшения, сохранения и укрепления здоровья. Понятие наказания несовместимо с целями Медсестринского ухода и даже, на деле, всего здравоохранения.
43. Приемлемым уровнем ухода в период наблюдения за состоянием Марка Кинана на этом этапе была бы организация строгого контроля за приемом лекарств, в том, что касается дозировки и побочных эффектов; строгого контроля за его психическим состоянием в том, что касается симптоматологии, и в отношении повышенного риска членовредительства или самоубийства. Нет указаний на то, что осуществлялся достаточный контроль такого рода в течение последних тринадцати дней его жизни.
44. Это особенно удивительно в контексте проблем, которые были у него ранее, и том числе членовредительства или вспышек насилия, и в условиях, когда несколько раз менялись лекарственные препараты, которые ему прописывали во время его пребывания в тюрьме “ХМ” Эксетера.
45. Характер шизофрении таков, что случаются ремиссии или периоды менее очевидной симптоматологии, когда позитивные симптомы, то есть те, которые ассоциируются с искажением нормальных функций, не столь очевидны. В эти периоды так называемые негативные симптомы могут продолжать оставаться видными. Негативные симптомы — те, что отражают снижение или утрату нормальной функции. К ним относятся: аффективное уплощение (неподвижность черт, отсутствие реакции, слабый визуальный контакт и ослабленная жестикуляция), алогия (бедность речи, которая зачастую проявляется в коротких, лаконичных, бессодержательных ответах наряду с понижением уровня мышления, что отражается в пониженной скорости и продуктивности речи), аволиция (неспособность ставить цели и достигать их) и ангедония (утрата интереса к жизни и удовольствиям). Эти негативные симптомы указывают на серьезность болезненного состояния, которое ассоциируется с данным заболеванием. Они особенно часто встречаются на продромальной (начальной) и резидуальной (завершающей) стадиях заболевания и зачастую могут носить тяжелый характер сами по себе. …
47. Моя точка зрения заключается в том, что Марку Кинану угрожала, и это следует признать, опасность причинения себе вреда или совершения самоубийства. Такая опасность была бы очевидной, даже если бы его не поместили в дисциплинарный блок в последние дни его жизни. Доказано, что, по сравнению с большей частью населения, люди, которые умышленно наносят себе вред, испытывают в четыре раза больше связанных со стрессовым состоянием в их жизни проблем в течение тех шести месяцев, которые предшествуют собственно акту, о коем идет речь. События могут иметь различный характер, но недавняя ссора с супругой (супругом), своей девушкой или парнем есть явление очень распространенное, к другим же — относятся расставание или разрыв с сексуальным партнером, а также последующее появление в суде. От одной трети до половины всех людей, которые наносят себе увечья, страдают изменением личности. Некоторые исследования указывают на то, что существует ряд факторов, которые, как представляется, разнят пациентов, готовых вновь пойти на членовредительство. К таким факторам относятся: имевший ранее место психоз, расщепление личности антиобщественного характера, преступное прошлое, алкоголь или злоупотребление наркотиками, принадлежность к более низкому слою общества, длительная безработица. Столь же важно, что среди пациентов, на счету которых ранее имелись случаи умышленного нанесения себе увечий, уровень суицида в последующие затем 12 месяцев почти в 100 раз выше, чем у большинства населения.
48. Что касается риска, связанного со случаями завершенного самоубийства, то, как показывают исследования, у заключенных степень этого риска выше, чем у остальной части населения, и один из десяти человек, страдающих шизофренией, кончает жизнь, и что четыре пятых из всех, кто кончает жизнь самоубийством, проходят лечение с использованием психотропных препаратов. (Выше названные цифры взяты из учебника по психологии Оксфорда — the Oxford Textbook of Psychiatry, OUP, 1983 — и имеют широкое хождение.)
49. Невозможно точно установить степень опасности того, что Марк Кинан нанесет себе увечья или покончит жизнь самоубийством. Мое личное мнение заключается в том, что он принадлежал, и это нужно признать, к группе очень высокого риска и что после его перевода в дисциплинарный блок, там суждено было, скорее да, нежели нет, случиться эпизоду с нанесением себе увечий и период пребывания в одиночной камере. Поскольку это так, я придерживаюсь той точки зрения, согласно которой не распознать такую опасность означало, что лечение в течение последних одиннадцати дней его жизни упало до уровня ниже приемлемых стандартов ухода… /…/
51. Лицам, у которых отмечаются параноидные галлюцинации, зачастую можно оказать помощь путем подбадривания, вселения уверенности и с помощью психологических приемов. В ходе лечения лучшие результаты достигаются тогда, когда доктор или сестра устанавливают и поддерживают хорошие отношения с данным лицом — на них можно положиться, они не подведут пациента. Они должны проявлять сострадательный интерес к фантазиям данного человека без соучастия в них или осуждение таковых, но, что наиболее важно, не игнорируя их. Лечение, которое было предоставлено Марку Кинану в дисциплинарном блоке, не отвечало требованиям такой модели.
52. По моему мнению, то, как лечили Марка Кинана, человека, страдавшего параноидной шизофренией, неизбежно должно было породить у него чувство беспомощности, страха, душевную боль, а также ощущение неполноценности. Обстоятельства его содержания под стражей в дисциплинарном блоке были унизительными, бившими по самолюбию, унижавшими достоинство, они ослабляли его волю и стремление побороть свой психический недуг, справиться с ним.
Его стремлению противостоять болезни был нанесен тяжелый удар, все кончилось тем, что он расстался с жизнью. Тюремный режим, который выдерживался в отношении него, выразился в пренебрежении его основным правом как человека больного на медицинское лечение и уход, тем самым были сломлены его воля и желание выдержать содержание под стражей. В Международном кодексе чести медицинских работников провозглашается, что “к любому действию, которое могло бы ослабить физическое или моральное сопротивление человека, можно прибегать только в его интересах”. Действия, предпринимавшиеся в отношении Марка Кинана, и рекомендации, которые давал ему медицинский персонал в отношении лечения, были явно не в его интересах. То, что пережил он в последние дни своей жизни, должно быть ужасающим, причем я использую это слово обдуманно, в прямом смысле как леденящий ужас.
Я лечила множество параноидных шизофреников и никогда не сомневалась в их способности верить абсолютно в реальные опасности, порожденные их бредом. Наказание, когда психически больной человек остается один на один с такими опасностями и без надлежащей медицинской помощи, представляется полностью неприемлемым и, с моей точки зрения, являет собой бесчеловечную и унижающую достоинство дисциплинарную меру”.
3. Заключение доктора Кита от 2 августа 1996 г.
52. В своем заключении от 2 августа 1996 г. доктор Кит, главный врач тюрьмы, в ответ на заключения, подготовленные психиатрами по просьбе заявителя, сообщает следующее:
“Эти заключения были составлены на основе лишь документальных данных, которые им были представлены, и, насколько я знаю, никто из них никогда не видел и не освидетельствовал Кинана. С медицинской точки зрения, значение их заключений, стало быть, в значительной мере обладает меньшим весом. Одно из заключений готовилось в течение одного года (доктор Мейден), другое — почти два года (доктор Ривли) спустя после смерти Кинана.
Данные по истории болезни были взяты из других документов, а, может быть, в основном относятся к тем, которые сообщали сам Кинан или его мать, иными словами, костяк большей части истории болезни построен на сведениях, полученных напрямую от пациента без проверки их достоверности. При приеме в тюрьму Кинан рассказал о шизофрении — никаких особых симптомов шизофрении не отмечалось со времени его поступления и далее, в течение его временного пребывания под стражей или позднее, после того как он был осужден.
Из комментариев докторов Мейдена и Ривли к записям в медицинской карте заключенного вытекает то, что я прописал клопиксол, поскольку Кинан был очень настойчив в своем желании получить его, утверждая, что он ему помогал, а также по той причине, что доктор Роберте предложил попробовать его, если “дела не пойдут у него столь хорошо, сколь хотелось бы”. Этот препарат был прописан не в качестве психотропного средства, а как транквилизатор на базе вышеуказанного препарата. Мой разговор с доктором Робертсом и то, что я прописал клопиксол, — эти моменты отражены в карте отдельными пунктами, и важно обратить внимание на оригинальные записи в карте, нежели на мои показания в качестве свидетеля. Я припоминаю, что неохотно пошел на то, чтобы прописать клопиксол, по причине слабого проявления симптомов и признаков психоза. Насколько я помню, Кинан не объяснял, почему он не хотел продолжить курс лечения тиоридазином (thioridaune), за исключением того, что он ему не помогал, и он настойчиво повторял, что чувствует себя лучше, когда принимает клопиксол и хлорпромазин. Важно отметить, что я не припоминаю, чтобы у него были побочные эффекты из-за тиоридазина, которые заставили бы меня ограничить назначение хлорпромазина. И доктор Мейден, и доктор Ривли придали большое значение данному препарату, увязывая его с диагнозом, но дело не в этом. Дозировка клопиксола, о которой идет речь в заключении доктора Ривли, была рекомендована мне доктором Робертсом.
Симптомы, отмечавшиеся 3.4.93, были вполне обоснованно отнесены на счет смены препаратов, и доктор Симкин указывал, что возвращается к назначенным им прежним лекарствам. Доктор Роу посещал тюрьму дважды в неделю и проводил там по полдня в тот период — он был нашим единственным консультантом по вопросам психиатрии. Доктор Ривли имела это в виду потому, что Кинан не желал быть перемещенным в основное здание тюрьмы 14.4.93 и настаивал, что должен содержаться в больнице. Может быть, это нежелание было связано с тем, что он хотел остаться в больнице и таким образом сохранить без изменений свое окружение?
17. 4.93 в медицинской карте была сделана запись сотрудником больницы, а не врачом. Сотрудник больницы Шен Гилл официально не имеет психиатрической подготовки. В тот момент у нас не было медсестер с психиатрической квалификацией. Пожалуйста, обратите внимание на мою запись от 18.4.93: “Мне нужно на свободу, больше так не могу”. В заключениях об этом не упоминается. Если он рвался на свободу, то в высшей степени вероятно, что он действительно задолжал там, в тюремном крыле, и что ему грозило отравление пищей, а это следует расценивать скорее как реальность, нежели как паранойю; вот почему нельзя сбрасывать со счетов возможность того, что петля была уже готова, и он мог стремиться вернуться в уединение в больнице. Приготовленная петля сама по себе подсказывает госпитализацию и помещение под наблюдение с контролем каждые 15 минут независимо от психического состояния, нежели вывод об изменении психического состояния, как на это указывает доктор Ривли.
Запись в медицинской карте от 23.4.93 “освидетельствование на следующей неделе” была отменена моей рукой, возможно, почти сразу же после того, как она была сделана (скорее всего, 26.4.93 — пишущая ручка та же). Объяснение заключается в том, что не было указаний на то, что он нуждался в посещении доктором Роу, он чувствовал себя хорошо, симптомов не было. Он мог работать и посещать спортивный зал. Никаких записей в то время сделано не было, ибо не было ничего примечательного, чтобы отметить это. Тут уместно сказать, что в то время, как на отдельных этапах, и с этим нужно согласиться, в медицинской карте маловато записей (совсем немного), отсутствие записей можно расценивать в качестве признака того, что не отмечалось каких-либо отклонений или явного расстройства.
В крыле изолятора все заключенные перед разбирательством подвергаются медицинскому осмотру, а виды наказаний врачу известны. Перед приходом начальника тюрьмы дежурный врач делает обход в изоляторе, так что вновь прибывшие заключенные осматриваются медиками до разбирательства, в котором принимает участие начальник тюрьмы.
Все заключенные ежедневно осматриваются дежурным врачом. Если заключенный заболевает, и ему необходим больничный уход, он незамедлительно переводится в больницу. Сам по себе диагноз хронического психоза в легкой форме не является противопоказанием для перевода в изолятор, в самом деле, ежедневные его посещения начальником тюрьмы, врачом и священником обеспечивают наблюдение и уход в большей степени, нежели в основном здании тюрьмы. Я не думаю, что в условиях обычной жизни Кинан был бы на длительное время помещен в психиатрический стационар. Должен согласиться с тем, что условия в изоляторе в общем и целом благоприятны для психического состояния человека, но весь медицинский персонал тюрьмы подготовлен соответствующим образом и в высшей степени осознает последствия пребывания в заключении и в изоляции и присматривает за каждым заключенным изолятора, помня об этом. Ежедневные посещения дежурным врачом изолятора с намерением проверить порядок приема лекарственных препаратов и проследить за психическим состоянием Кинана, с точки зрения его возможных попыток совершить самоубийство, имели также цель оценить степень риска. Утверждение доктора Ривли о том, что медицинский персонал потворствует намерениям “властей” наказывать, всецело неверно. Мы занимаемся медицинским уходом и обслуживанием, мы этически заряжены на это, только на это. Мы регулярно проводим совещания врачей, на которых четко обозначаются этические каноны. Это, и я знаю наверняка, является тем, на что мы, все до одного, нацелены, это краеугольный камень той медицины, которую все мы практикуем.
Я не придерживаюсь того мнения, что Марк Кинан страдал параноидной шизофренией. Я исхожу из моих собственных наблюдений и сомнений доктора Робертса в отношении своего диагноза (а он был тем психиатром, который наблюдал Марка Кинана в качестве пациента стационара совсем незадолго до его поступления к нам). У нас не было пациента, “о котором известно то, что он страдает шизофренией” (доктор Мейден). Нам, на основании информации от доктора Робертса, он был известен как пациент, страдающий “изменением личности с антиобщественной направленностью в состоянии стресса и некоторыми неустойчивыми параноидными симптомами”. Кинан казался достаточно нормальным человеком большую часть времени в периоды его пребывания под стражей и наблюдений.
Членовредительство, склонность к самоубийству и насилию являются признанными осложнениями изменения личности. Только самоутверждаемая паранойя и слышание голосов представляют собой симптомы шизофрении. Есть множество доказательств того, что у Кинана эпизоды паранойи были периодическими и проходящими (доктор Роберте охарактеризовал это как “эпизодическую паранойю”, а доктор Ривли — как “отдельные вспышки”), связанными с приемом им запрещенных препаратов. Как следует из медицинской карты, “он говорит, что употреблял гашиш, который отключал его и переводил в параноидное состояние”. …
Кинан боялся находиться в обычных тюремных условиях, но не опасался пребывания в дисциплинарном блоке. Это служит подтверждением теории о том, что у него были реальные, а не воображаемые опасения за свою безопасность в том крыле и особенно в свете его слов о том, что “он был должен”. Тем не менее, Кинана всегда доставляли в больницу, когда у него была “вспышка”. Проведенная доктором Ривли аналогия психического заболевания с повышением температуры не только неуместна, но и неубедительна.
Четкого описания бреда нет, и в самом деле, его описание представляется размытым, за исключением того, что “он думает, что он Иисус”. Я не вижу какой-то действующей в течение длительного времени системы бреда.
Из медицинской карты следует, что у Кинана были длительные периоды, когда у него не отмечались какие-либо симптомы или признаки психического заболевания, и, значит, с точки зрения психики, в эти периоды он был здоров. А если он здоров, то нет противопоказаний для содержания в основной тюрьме или изоляторе.
Примечательно, что у Кинана не было тех признаков, какие нам называла доктор Ривли, то есть неподвижности черт, отсутствия реакции, неустойчивого зрительного контакта, ослабленной жестикуляции, алогии. Для нас это служило указанием на то, что он не страдал ярко выраженным психозом.
В общем и целом, ознакомившись с этими двумя подготовленными заключениями, я считаю, что доказательств в пользу ярко выраженного психоза маловато. Доктор Ривли не является судебным психиатром и, как представляется, незнакома с медицинским обслуживанием и уходом в условиях тюрьмы.
Марка Кинана мы знали как человека импульсивного, склонного к членовредительству и агрессивного, у которого периодически отмечались случаи, когда он описывал свои параноидные чувства и ощущения и нечеткие бредовые симптомы. Нет данных, подтверждавших бы диагноз шизофрении, на котором он усиленно настаивал, говоря о себе. Периоды повышенной возбужденности и его смерть могли быть последствием употребления наркотиков в период пребывания в основном здании тюрьмы, в результате чего возникла опасность отмщения”.
4. Заключение доктора Фолка (Faulk) от 17 марта 1996 г.
Доктор Фолк, которого попросили сделать заключение от имени властей Соединенного Королевства, указал, в частности, следующее:
“Мнение
36. Как заявитель, так и оба упомянутых психиатра (доктор Мейден и доктор Ривли), которые изучали данное дело, утверждали, что Кинану был поставлен неверный диагноз, что имевшиеся у него симптомы просмотрели и что он был помещен в условия, которые ухудшали его состояние. Оба доктора пришли к выводу о том, что Кинан страдал шизофренией и что это может прояснить многое в его поведении. Поставив такой диагноз, они заявляют, что его страхи и беспокойство, должно быть, были порождены его бредовым состоянием, которое лежало в основе его поведения. Это является предположением, основанным на уверенности в том, что Кинан был шизофреником. На базе их предположения, согласно которому Кинан страдал серьезным психическим заболеванием, утверждалось также, что тюремным властям следовало ожидать проявления суицидной тенденции, принять более действенные меры предосторожности и не подвергать его одиночному содержанию в дисциплинарном блоке.
37. Штат тюрьмы не был укомплектован консультантами-психиатрами. Тюремные врачи полагались, и верно делали, на мнения специалистов из национальной системы здравоохранения, которые наблюдали заключенных до того, как они попали в тюрьму. Диагноз, которым они располагали и который был поставлен последним специалистом-психиатром, наблюдавшим Кинана (доктором Робертсом), был следующим: “антиобщественное по своему характеру изменение личности”, подверженность “скоротечным параноидным симптомам” в моменты пребывания в стрессовом состоянии.
38. Верно, что доктор Роу в прошлом лечил Кинана и характеризовал его как человека, страдавшего “хроническим психозом в легкой форме”. Это не конкретный диагноз, а общая характеристика описательного плана. В любом случае, доктор Роу не считал Кинана настолько больным, чтобы ему требовалось лечение в психиатрической больнице. Он указывал, подобно доктору Робертсу, что у Кинана отмечались скоротечные проявления психоза (и паники), и в такие моменты он нуждался в особом уходе и лечении. Он рекомендовал, чтобы Кинана не допускали к общению до его выздоровления от “паники и паранойи”. Как представляется, эти рекомендации соблюдались.
39. Персонал тюрьмы “ХМ” следовал ориентирам, определенным доктором Робертсом, давая рекомендованные им препараты в надежде ослабить проявление у Кинана определенных симптомов, то есть его непостоянство в настроении, его пониженную реакцию на состояние стресса и его тенденцию к скоротечным психотическим периодам. Они, к тому же, переводили Кинана в медицинский центр тюрьмы, когда его состояние, как им представлялось, ухудшалось.
40. Поведение Кинана в значительной мере можно воспринимать как диктуемое стремлением избежать опасностей, таившихся в основном здании тюрьмы, и спастись от них в относительно мирной обстановке медицинского центра. Нет данных, которые говорили бы о том, что его опасения в отношении нападения на него в основном здании не были понятными или даже необоснованными. Нет оснований, с учетом поставленного доктором Робертсом диагноза, не воспринимать на веру утверждения Кинана. Если и были случаи, когда можно было говорить о проявлениях психотического характера (например, когда он утверждал, что он Иисус и слышит голоса), то его помещали в медицинский центр, и он быстро поправлялся, стало быть, все происходило так, как указывал доктор Роберте.
41. На последнем этапе Кинан, как представлялось, смирился с режимом, установленным в дисциплинарном блоке, и успокоился. Данные наблюдения, которыми мы располагаем, подтверждают, что все было так. Поначалу Кинан, очевидно, был рассержен наказанием, решение о котором было принято 14.5.93, хотя, как кажется, он справился со своим гневом. Нет данных, которые свидетельствовали бы в пользу того, что он стал психотичен. Его огорчения (15.5.93) в связи с запретом доступа в магазин, наложенным начальником тюрьмы, абсолютно понятны. Нет необходимости рассуждать на тему о психическом расстройстве, чтобы объяснить их. Я делаю вывод о том, что то, как медики вели Кинана в период его пребывания в тюрьме “ХМ”, совершенно оправданно, особенно если принять во внимание мнение доктора Робертса. Мы не знаем, какие намерения были у Кинана вечером 15.5.93. Схема поведения была очень схожей с имевшими ранее место заявлениями об угрозе своей жизни и обращениями к окружающим, чтобы его могли спасти. Очевидно, он решил, что не может или не сможет более пребывать в дисциплинарном блоке и что нужно продемонстрировать это с помощью попытки совершения акта, в ходе которой он будет спасен и вновь помещен в медицинский центр. Не думаю, что кто-либо мог предугадать, что и когда он сделает. Моя критика в данном случае может заключаться только в том, что, в конечном итоге, в дисциплинарном крыле не оказалось под рукой ножниц, чтобы перерезать петлю”.
II. ПРИМЕНИМОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНАЯ ПРАКТИКА
А. Тюремные правила /. Охрана здоровья и социальное обеспечение
53. Статья 7 Закона о тюрьмах 1952 года предписывает, что в каждой тюрьме должен быть медицинский сотрудник, который в соответствии с Правилом 17 Регламента тюрем 1964 года, обнародованного министром внутренних дел, ответствен за “заботу о здоровье, надлежащем психическом и физическом состоянии заключенных в конкретной тюрьме”.
54. Правилом 18 предусматривалось:
“(1) Медицинский сотрудник должен докладывать начальнику тюрьмы о каждом случае с каким-либо заключенным, на чьем состоянии здоровья пагубно сказывается длительное заключение или какие-либо условия его содержания в заключении. …
(2) Медицинский сотрудник должен обращать особое внимание на любого заключенного, чье психическое здоровье заслуживает этого на основании имеющихся признаков, и принимать особые меры, которые представляются необходимыми с точки зрения наблюдения и ухода.
(3) Медицинский сотрудник должен информировать начальника тюрьмы, если у него появляются основания подозревать, что у того или иного заключенного есть суицидные намерения, а такого заключенного следует поместить под особое наблюдение”.
55. Медицинское обслуживание в тюрьмах регулировалось также Приказом-инструкцией № 13, которая определяла ответственность и обязанности членов медицинского персонала тюрьмы. Статья 31 Приказа-инструкции гласит:
“Первоначальное медицинское освидетельствование всех заключенных в центре здравоохранения по поступлении и незадолго до поступления в тюрьму или при появлении настораживающих признаков в его психическом состоянии должно включать в себя организацию специальных мероприятий, необходимых для осуществления наблюдения за ними с целью предотвращения попыток нанести себе вред или совершить самоубийство. Когда делается вывод о необходимости, с медицинской точки зрения, специального наблюдения, медицинский сотрудник выдает рекомендацию в одной из следующих форм:
(a) непрерывное наблюдение, при котором заключенный контролируется специально выделенным сотрудником, постоянно находящимся при нем или при ней, или
(b) периодическое наблюдение, при котором заключенный контролируется специально выделенным сотрудником с интервалами не более 15 минут”.
56. Тюремная служба в свою очередь также издавала наставления. В свое время они носили форму Циркулярной инструкции № 20/89, которая служила регламентом, в частности, выполнения персоналом своих обязанностей, действий при приеме, пересылке и освидетельствовании заключенных в период содержания под стражей и профилактических мер в отношении возможного совершения самоубийств в условиях тюрьмы. Циркулярная инструкция № 20/89 следующим образом определяла обязанности тюремного персонала:
“Принимать все необходимые меры для установления заключенных, у которых появляется склонность к совершению самоубийства; обращаться с ними и контролировать их гуманными путями и способами, которые в наибольшей степени позволят предотвратить самоубийство; и способствовать выздоровлению после суицидного кризиса”.
Стержневым элементом этой системы была суицидная справочная форма (F1997). Ответственные за тюремное крыло (старшие тюремные сотрудники) составляли и направляли эти справки медицинскому сотруднику тюрьмы, который решал, следует ли принимать меры по предотвращению попыток совершения самоубийства. После критических замечаний со стороны главного инспектора тюрем, которые были изложены в его отчете “Самоубийства и членовредительство в учреждениях тюремной службы в Англии и Уэльсе”, в 1994 году были обнародованы новые наставления — Инструкция для начальников тюрем № 1/1994. Этой Инструкцией, в частности, предусматривалось использование специальной формы “риска членовредительства” (F2052SH), которая должна была заполняться, когда заключенный, по мнению одного из членов персонала, нуждался в специальном уходе из-за риска совершения самоубийства или членовредительства. Это дало возможность фиксировать все наблюдения всего персонала, который контактировал с конкретным заключенным, и имело цель накапливать как можно более полные и на постоянной основе сведения о психическом состоянии такого заключенного. Перед тем, как заполнить на конкретного заключенного форму “риска членовредительства”, этот вопрос обсуждается старшими сотрудниками персонала, имеющими отношение к наблюдению за данным заключенным (например, старшим медицинским сотрудником, сотрудником уровня начальника тюрьмы и старшим сотрудником тюремного крыла).
57. В соответствии со статьями 47 и 48 Закона о психическом здоровье 1983 года любой заключенный, страдающий серьезным психическим заболеванием, может быть переведен в больницу для содержания там и лечения.
58. Правило 43 Регламента тюрем 1964 года, согласно которому Марк Кинан был помещен в изолятор, требовало от начальника тюрьмы перевода заключенного из изолятора в случае, если медицинский сотрудник делал такое заключение на основании медицинских фактов. Правилом 53(2) предусматривалось, что решение о наказании содержанием в одиночной камере не могло приниматься до того, как медицинский сотрудник устанавливал, что состояние здоровья конкретного заключенного позволяет сделать это.
59. Не существовало такого положения или регламента, согласно которому тюрьма должна была укомплектовываться медицинским сотрудником с психиатрической подготовкой. Медицинский сотрудник мог на свое усмотрение потребовать заключения психиатра, когда считал это необходимым (Правило 17).
60. В статье, опубликованной в журнале “Бритиш Медикал Джорнал” (British Medical Journal) (апрель 2000 года, № 320: стационарный уход за психически больными людьми в условиях тюрьмы — результаты осуществления годовой программы проведения инспекций с участием тюремных и обычных специалистов), инспекторы по вопросам медицинского обслуживания и ухода Ее Величества Инспекции тюрем, в частности, указывали:
“Качество обслуживания психически больных заключенных находится на уровне гораздо ниже требований, предъявляемых к системе национального медицинского обслуживания. Жизнь пациентов неприемлемо ограничена, а лечение лимитировано. Нынешняя политика, заключающаяся в разграничении стационарного ухода за лицами с психическими расстройствами в условиях тюрьмы и системы национального здравоохранения, нуждается в пересмотре”.
2, Вопросы дисциплины и наказания
61. В соответствии с Регламентом тюрем 1964 года заключенный мог быть помещен в изолятор или дисциплинарный блок согласно двум положениям.
62. Согласно Правилу 43 Регламента тюрем 1964 года начальник тюрьмы имел право изолировать заключенного, если это представлялось желательным в целях поддержания надлежащего порядка или дисциплины либо в его собственных интересах. Это право было ограничено тремяднями, по истечении которых любое продление должно было быть санкционировано членом совета по вопросам посещений или министром.
63. Согласно Правилу 50(1)е Регламента тюрем 1964 года начальник тюрьмы имел право наказать заключенного, осужденного за совершение дисциплинарного проступка, вынеси решение о помещении его на 14 дней в камеру дисциплинарного блока.
64. Условия содержания заключенных, изолированных в дисциплинарный блок, изучались главным инспектором тюрем и Лордом-судьей Вульфом (Wolf, который занимался расследованием состояния дел в тюремной системе.
В своем отчете за 1985 год “О содержании заключенных в изоляторах в соответствии с Правилом 43 Регламента тюрем 1964 года” главный инспектор тюрем указывал:
“”Примерные” заключенные содержались в очень жестких условиях… Обычно их размещали в той части тюрьмы, которая называлась изолятором или дисциплинарным блоком, и сажали вместе с другими заключенными, отбывавшими наказание… Режим их содержания обычно был таким же, какой и для заключенных, которые отбывали наказание, за исключением того, что им предоставлялись немногочисленные дополнительные привилегии. Их содержали под замком в камере на протяжении почти всего дня; они выходили только на часовую прогулку по двору, а также для получения пищи, чтобы вынести горшки и иногда принять душ. Эти выходы, очевидно, помогали им отвлечься от монотонности, но, как правило, не предоставляли возможности широкого общения с кем-либо. Возможности поговорить с такими же заключенными были очень ограниченны, а их отношения с персоналом носили зачастую антагонистический характер либо с ним держались на расстоянии… (пункт 2.29).
… Лишение общения может привести к утрате различных возможностей и преимуществ в дополнение к очевидному лишению человеческих контактов. Решение о направлении в изолятор должно приниматься, следовательно, с соблюдением осторожности, особенно когда заключенный помещается в изолятор не в связи с наказанием. Соответственно, решения о направлении в изолятор в отношении тех заключенных, которых помещают туда не в связи с наказанием, должны приниматься с соблюдением особенно серьезных и эффективных гарантий” (пункт 3.4).
В своем отчете он также отмечал, что изоляция “может повлечь пребывание в скудных и монотонных условиях, которые, с психологической точки зрения, могут оказаться даже вредными”.
65. Лорд-судья Вульф в своем отчете о тюремных беспорядках (Prison Disturbances, April 1990 Cm 1456) указывал:
“В то время как содержание в тюремном изоляторе в соответствии с Правилом 43 Регламента тюрем 1964 года не применяется в качестве наказания, использование этого Правила неизменно неблагоприятно влияет на заключенного, который подвергается изоляции. В большинстве учреждений любое лицо, изолированное согласно Правилу 43, будет подвержено строгостям режима, схожим с теми, какие соблюдаются при применении наказания” (пункт 12.297).
66. Хотя нет положения об обязательности консультации председателя совета по вопросам посещений с врачом перед применением изоляции, начальник тюрьмы должен прервать ее, если медицинский сотрудник советует сделать это по медицинским причинам (правила 17 и 18 Регламента 1964 года).
3. Средства правовой защиты, которыми могут воспользоваться заключенные
(a) Порядок обращения с просьбами и жалобами
67. Если заключенный хочет обратиться с жалобой по поводу условий содержания в тюрьме или наказания, он может прибегнуть к системе “средств правовой защиты и жалоб”.
68. Если жалоба имеет отношение к условиям содержания под стражей и не может быть урегулирована неформальным путем, то заключенный, являющийся подателем таковой, может обратиться с официальной жалобой, которая будет зарегистрирована, а один из старших сотрудников персонала обсудит возникшую проблему с этим заключенным в течение, как правило, двух дней. Если заключенный не получит удовлетворения, он заполняет по принятой форме жалобу или запрос для рассмотрения его начальником тюрьмы, который обычно дает ответ в течение семи дней. Затем этот заключенный может обратиться к окружному представителю службы тюремных учреждений.
69. Жалоба в отношении наказания незамедлительно передается этому окружному представителю.
70. В любом из перечисленных случаев, если заключенный остался неудовлетворенным решением районного представителя, он может обратиться с просьбой о проведении судебной проверки или направить жалобу омбудсмену по делам тюремных учреждений.
(b) Омбудсмен по делам тюремных учреждений
71. Начиная с 1994 года заключенные, которые исчерпали возможности внутренней системы подачи жалоб, обращаются к омбудсмену по делам тюремных учреждений, который может подготовить рекомендации для службы тюремных учреждений, если он поддерживает жалобу. Омбудсмен не может отменить или отклонить решение службы тюремных учреждений.
В своем ежегодном докладе за 1996 год омбудсмен по делам тюремных учреждений указывал в отношении системы подачи жалоб:
“3.6. … Служба омбудсмена (и, как это есть на деле, внутренняя система подачи жалоб/запросов службы тюремных учреждений) работает хорошо, если говорить о жалобах на относительно формальные и не требующие срочного решения моменты. Заключенным в общем известно об устоявшемся порядке работы с их обращениями относительно дисциплинарных наказаний и утраты собственности, и они готовы ждать, пока идет довольно длительный процесс рассмотрения жалоб.
3.7. Положение с большинством жалоб других категорий выглядит во многом по-другому. Оскорбления, отказ во временном освобождении, ограничения в отношении посещений — все это относится к вопросам, решения которых заключенные хотят незамедлительно. Это те проблемы, в отношении регулирования которых существующая система обращения с запросами и жалобами при поверхностном рассмотрении может показаться недостаточно действенной, или это проблемы, которые заключенные опасаются затрагивать при обращении к персоналу внутри тюрьмы. Конечно, относительно длительный и преисполненный формальностей процесс обращения с жалобой к начальнику тюрьмы (занимает неделю и более), обращения в руководящие органы тюремной системы (на это уходит, по крайней мере, шесть месяцев) и проведения расследования омбудсменом (оно занимает до трех месяцев, а иногда и – все это не удовлетворит само по себе недовольного заключенного, который хочет безотлагательного решения своего вопроса”.
(c) Судебная проверка
!. Согласно прецедентному праву Верховный суд наделен правом назначать проведение судебной проверки какого-либо вынесенного постановления по вопросу о помещении заключенного в изолятор на основании Правила 43 Регламента тюрем 1964 года или его наказании в соответствии с Правилом 50 (см. дело “Обвинение против заместителя начальника тюрьмы “Паркхерст” exparte Гааги” (R. v. Deputy Governor ofParkhurst Prison exparte Hague), [1992] 1 AC 58). Суд должен провести проверку по поднятому вопросу в соответствии с прочно устоявшимися принципами административного права, а именно было ли принятое постановление необоснованным и нелогичным, выносилось ли это постановление, исходя из не относящихся к конкретному делу фактов или без учета соответствующих фактов или при его вынесении руководствовались неправильно поставленной целью либо были допущены ошибки процедурного характера, которые привели к нарушению применимой в данном случае правовой нормы или статута. Вместе с тем проводящий проверку суд не может заменять орган, выносящий постановление, и принимать собственное решение по существу рассматриваемого дела.
(d) Иск о небрежности, оскорблении и правонарушении в государственном учреждении
73. Заключенный, который в состоянии доказать, что условия его содержания под стражей нанесли ему ущерб, будь то физический или моральный, в результате небрежности тюремного персонала, может потребовать компенсации за нанесенный ему вред. Если на заключенного напали, он может подать иск о нападении даже в отсутствие доказательств нанесения физического ущерба. Компенсация может быть предоставлена за перенесенные страдания, связанные с оскорблением чести или унижением, к тому же, в поучительных целях, решение о выплате компенсации может быть принято, если суд приходит к заключению о том, что имело место “со стороны государственных служащих действие, носившее характер деспотизма, произвола или являвшееся по своему характеру неконституционным” (см. дело “Руке против Барнарда”(Rookes v. Barnard) [1964] AC 1129, p. 1226).
74. Иск о гражданском правонарушении может быть возбужден также, если имело место преднамеренное и нечестное злоупотребление со стороны государственного служащего с помощью предполагаемого использования властных полномочий иначе, нежели в честной попытке выполнить присущую ему функцию. К этой категории относятся действия, которые официальное лицо не вправе предпринимать с целью нанесения вреда конкретному заявителю или если это лицо знало, что не могло предпринимать такие действия, и реально предвидело, что это может нанести ущерб заявителю либо какой-то определенной группе лиц. Понятие “вред” не ограничивается физическим ущербом или моральным вредом.
В. Процедура расследования
75. После смерти какого-либо заключенного, независимо от причины, проводится следствие в соответствии со статьей 8 (1)с Закона о коронерах 1988 года. Такие расследования осуществляются с привлечением присяжных (статья 8(3)а). Коронер является независимым представителем судебных органов, уполномоченным проводить расследование в связи со смертями различных категорий. С точки зрения судебной практики, его обязанности определены следующим образом:
” В обязанности коронера как официального лица, ответственного за проведение расследований, независимо от того, делает он это с привлечением присяжных или без такового, вменяется обеспечение такого положения дел, при котором имеющие отношение к конкретному делу факты расследуются в полной мере, справедливо и смело. Он призван осознавать острую озабоченность общественности, которая правомерно возникает в случаях гибели людей в период пребывания в заключении или под стражей. Он должен делать все необходимое, чтобы имеющие отношение к конкретному делу факты попали в поле зрения общественности, особенно если есть свидетельства нечестной игры, злоупотребления или бесчеловечности.” (см. дело “Обвинение против коронера Хамберсайда, ex parteДжеймисона” (R v. North Humberside Coroner, ex parte Jamieson), [1995] QB 1 (CA) p. 26C).
76. Правило 20 Регламента коронеров 1984 года позволяет родителю погибшего лица опрашивать свидетелей в ходе расследования как лично, так и через адвоката или стряпчего. Однако юридическая помощь для представления интересов при проведении расследований не оказывается. Равно как не предоставляется в каком-либо виде право на раскрытие имеющихся материалов во время проведения конкретного расследования.
77. В соответствии с положениями статьи 11(5)b Закона о коронерах 1988 года и правила 36 Регламента коронеров 1984 года процедура и доказательная база в ходе любого расследования должны быть нацелены исключительно на установление того,
кем являлся погибший;
где наступила смерть погибшего;
когда наступила смерть погибшего;
каким образом наступила смерть погибшего.
Выносимое решение, тем не менее, не может быть сформулировано таким образом, чтобы решался вопрос об уголовной ответственности конкретного лица или гражданской ответственности.
78. С судебной точки зрения, сфера расследования определяется следующим образом:
“…Необходимо учитывать, что задача не состоит в том, чтобы установить, как умер погибший, что может вызвать появление вопросов общего и далеко идущего характера, а в том, “каким образом … наступила смерть погибшего”, то есть речь идет о решении вопроса более ограниченного свойства и имеются в виду средства, после использования которых наступила смерть погибшего.
…Я также считаю, что “предшествующие постановления” указывают на то, что когда комитет Бродерика (Broderick) заявил о том, что одна из целей расследования состоит в том, чтобы “развеять слухи и подозрения”, упомянутая цель должна быть выдержана в той форме, какая позволяет развеять слухи и подозрения относительно того, каким образом наступила смерть погибшего, а не в том виде, который поможет развеять слухи и подозрения в отношении широкого спектра обстоятельств, при которых лицо постигла смерть…” (Сэр Томас Бингем, Председатель Апелляционного суда, дело “Обвинение против коронера Северного Хамберсайда и Сканторпа ex parte Роя Джеймисона” (R. v.the Coroner for North Humberside and Scunthorpe exparte Roy Jamieson), April 1994, не публиковалось).
“Имеющиеся дела показывают, что хотя словосочетание “каким образом” должно интерпретироваться широко, оно означает “с помощью каких средств”, нежели при каких иных сопутствовавших обстоятельствах… Короче говоря, расследование должно быть сосредоточено на вопросах, имеющих прямую причинную связь с гибелью и, стало быть, должно быть ограничено и вреда, а также обеспечить медицинское обслуживание. Эта обязанность сопряжена и с защитой психически больного заключенного от совершения самоубийства. В деле “Керкем против главного констебля Большого Манчестера” (Kirkham v. the Chief Constable of Greater Manchester) [1989] 3 All ER 882) на тюремные власти была возложена ответственность за неспособность предотвратить самоубийство.
В деле “Комиссар полиции Лондона против Ривза” (Commissionerfor the Police for the Metropolis v. Reeves) ([1999] 3 WLR 283), в котором речь шла о претензиях супруги погибшего, согласно положениям Закона о несчастных случаях со смертельным исходом, Палата лордов подтвердила, что даже если заключенный пребывал в здравом уме, как представлялось, власти все равно ответственны за неспособность при соответствующей небрежности предотвратить его самоубийство, хотя в таком случае ответственность делится с погибшим, поскольку этот акт он совершил добровольно. Уважение личной независимости вовсе не исключает необходимости принятия мер по “контролю за обстановкой вокруг заключенного в ненавязчивой манере, осуществляемому, чтобы затруднить совершение самоубийства” (p. 369А-В).
Когда речь шла об уровне ухода, то в ходе слушаний по делу “Найт против Министерства внутренних дел” (Knight v. Home Office) ([1990] 3 AllER, 243) — а это дело касалось, в частности, вопроса о том, нужно ли было тогда устанавливать непрерывное, а не с 15-минутными интервалами наблюдение за психически больным заключенным, — Пилл Дж. (Pill G.) утверждал, что обязанность по организации необходимого ухода за психически больными пациентами в условиях тюрьмы
“не должна и, предположительно, не исключает такого же уровня постановки дела в отношении всего спектра ситуаций, в том числе возможного самоубийства, как это было бы сделано в психиатрической больнице за пределами тюрьмы. Обязанности должны быть адаптированы к выполняемым действиям и функциям”.
Вместе с тем можно взять более поздний случай, когда в деле “Брукс против Министерства внутренних дел” (Brooks v. Home Office) (газета “Тайме” за 18 февраля 1999 г.) Верховный суд постановил в отношении обеспечения прохождения предродового периода у одной женщины:
“Мы озабочены положением находящейся под стражей заключенной с тяжелой беременностью. Я не могу считать постановление по делу “Найт против Министерства внутренних дел” достаточно авторитетным, чтобы высказать предположение о том, что истец не должна в период пребывания в Холлоуэйе (Holloway) иметь право ожидать такого же уровня предродового ухода, и за ней самой, и за не родившимися еще детьми, как если бы она была на свободе, конечно, при определенных ограничениях, связанных с ее сопровождением, и в некоторой степени ее передвижением, которое было бы затруднено такими требованиями”.
ПРАВО
I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 2 КОНВЕНЦИИ
82. Заявитель жаловалась, что тюремные власти, по причине курса лечения, который проводился ее сыну в период до его самоубийства, неименно этими вопросами и только…” (Саймон Браун, член Апелляционного суда, дело “Обвинение против коронера Западного района Восточного Сассекса, ex parte Хомберга и других” (R. v. Coroner for Western District of East Sussex, ex parte Homberg and others), (1994) 158 JP357).
“…He нужно забывать, что любое расследование есть мероприятие по установлению фактов, а не метод определения степени виновности. Процедура и регламент получения доказательств устраивают одного и вовсе не подходят другому. При расследовании никогда нельзя забывать, что тут нет сторон, нет обвинительного заключения, не идет речь о преследовании, нет защиты, нет судебного процесса, процедура расследования вовсе не похожа на судебный процесс…
Общепризнанно, что цель расследования состоит в том, чтобы можно было опровергнуть слухи; но это не означает, что именно коронер призван по должности расследовать в ходе этого процесса каждый слух или каждое обвинение, которое может попасть в его поле зрения. Его обязанность состоит в том, что он должен выполнить свою установленную законом роль, то есть рамки проводимого им расследования должны быть такими, чтобы не позволить ему быть сбитым с верного курса безбрежным морем слухов и обвинений. Он должен действовать наверняка и подобающим образом, если он занимается расследованием имеющихся фактов, которые, как представляется, относятся к правовым проблемам, стоящим перед ним” (Лорд Лейн, Апелляционный суд, дело “Обвинение против коронера Южного Лондона ex parte Томпсона” (R.v. South London Coroner, ex parte Thompson), (1982) 126 SJ 625).
С. Рассмотрение дел, связанных с нанесением ущерба и причинением смерти по небрежности
79. Лицо, понесшее ущерб физического или морального характера как следствие небрежности другого лица, может возбудить иск с целью получения компенсации за этот ущерб. Обострение состояния, связанного с существующими условиями, составляет такой ущерб. Расстройство или ущемление чувств в результате небрежности в отсутствие физического ущерба или морального вреда либо обострение состояния не дают истцу права на компенсацию ущерба. Любой иск о причинении личного вреда, на который имеет право пребывающее в добром здравии лицо, может пойти ему на пользу и может быть внесен только после его смерти.
80. Иски в связи со смертью какого-либо лица по причине небрежности подаются в соответствии с Законом о несчастных случаях со смертельным исходом 1976 года или Законом о правовой реформе (различные положения) 1934 года.
Первый — предоставляет возможность тем, кто находился в финансовой зависимости от погибшего, получить компенсацию за утерю кормильца. Предусмотренная Законом 1976 года схема носит компенсационный характер, и помимо выплаты суммы в размере 7500 фунтов стерлингов в качестве компенсации тяжелой утраты супругу погибшего или одному из родителей погибшего ребенка, не достигшего 18-летнего возраста на момент смерти, выплаты компенсаций производятся как последствие утраты поддержки. Второй закон дает возможность получения компенсации от имени погибшего, в его имущественных интересах, сюда может быть отнесено любое право на иск, которым располагал погибший на момент своей смерти, а также на возмещение издержек, связанных с похоронами.
81. В соответствии с прецедентным правом нормы общего права возлагают обязанность по уходу на тюремные власти в отношении тех, кто содержится у них в заключении. Тюремные власти обязаны организовать должные уход и наблюдение в целях предотвращения причинения травм и вреда, а также обеспечить медицинское обслуживание. Эта обязанность сопряжена и с защитой психически больного заключенного от совершения самоубийства. В деле “Керкем против главного констебля Большого Манчестера” (Kirkham v. the Chief Constable of Greater Manchester) ([1989] 3 All ER 882) на тюремные власти была возложена ответственность за неспособность предотвратить самоубийство.
В деле “Комиссар полиции Лондона против Ривза” (Commissionerfor the Police for the Metropolis v. Reeves) ([1999] 3 WLR 283), в котором речь шла о претензиях супруги погибшего, согласно положениям Закона о несчастных случаях со смертельным исходом, Палата лордов подтвердила, что даже если заключенный пребывал в здравом уме, как представлялось, власти все равно ответственны за неспособность при соответствующей небрежности предотвратить его самоубийство, хотя в таком случае ответственность делится с погибшим, поскольку этот акт он совершил добровольно. Уважение личной независимости вовсе не исключает необходимости принятия мер по “контролю за обстановкой вокруг заключенного в ненавязчивой манере, осуществляемому, чтобы затруднить совершение самоубийства” (p. 369А-В).
Когда речь шла об уровне ухода, то в ходе слушаний по делу “Найт против Министерства внутренних дел” (Knight v. Home Office) ([1990] 3 All ER, 243) — а это дело касалось, в частности, вопроса о том, нужно ли было тогда устанавливать непрерывное, а не с 15-минутными интервалами наблюдение за психически больным заключенным, — Пилл Дж. (Pill G.) утверждал, что обязанность по организации необходимого ухода за психически больными пациентами в условиях тюрьмы “не должна и, предположительно, не исключает такого же уровня постановки дела в отношении всего спектра ситуаций, в том числе возможного самоубийства, как это было бы сделано в психиатрической больнице за пределами тюрьмы. Обязанности должны быть адаптированы к выполняемым действиям и функциям”.
Вместе с тем можно взять более поздний случай, когда в деле “Брукс против Министерства внутренних дел” (Brooks v. Home Office) (газета “Тайме” за 18 февраля 1999 г.) Верховный суд постановил в отношении обеспечения прохождения предродового периода у одной женщины:
“Мы озабочены положением находящейся под стражей заключенной с тяжелой беременностью. Я не могу считать постановление по делу “Найт против Министерства внутренних дел” достаточно авторитетным, чтобы высказать предположение о том, что истец не должна в период пребывания в Холлоуэйе (Holloway) иметь право ожидать такого же уровня предродового ухода, и за ней самой, и за не родившимися еще детьми, как если бы она была на свободе, конечно, при определенных ограничениях, связанных с ее сопровождением, и в некоторой степени ее передвижением, которое было бы затруднено такими требованиями”.
ПРАВО
I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 2 КОНВЕНЦИИ
82. Заявитель жаловалась, что тюремные власти, по причине курса лечения, который проводился ее сыну в период до его самоубийства, не cмогли защитить его жизнь в нарушение Статьи 2 Конвенции. В пункте 1 данной Статьи установлено:
“1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание”.
83. Власти Соединенного Королевства не согласились с этим утверждением, а Европейская Комиссия 15 голосами против 5 постановила, что нарушение данного положения места не имело.
А. Доводы сторон
84. Заявитель указывала, что Статья 2 Конвенции требует принятия Договаривающейся Стороной мер по защите жизни тех, кто находится под ее юрисдикцией. Защита такого рода находящихся под стражей лиц должна быть практической и эффективной, она требует соответствующей подготовки и инструктажа представителей властей, которые поставлены перед лицом ситуаций, когда лишение жизни, в том числе умышленные действия по самоуничтожению со стороны заключенного, имеют место в сфере их деятельности, контролируемой ими. Эти власти призваны выполнять специфическую обязанность, заключающуюся в принятии необходимых мер по ограждению заключенных от действий, связанных с самоуничтожением (самоубийством), и должен быть установлен повышенный уровень бдительности, когда речь идет о незащищенных лицах, каковыми являются дети или психически нездоровые люди.
85. Опираясь на тщательное изучение фактических данных по данному делу, заявитель настаивала на том, что тюремные власти поместили ее сына в условия изоляции при обстоятельствах, которые в значительной мере мешали проведению курса терапии при том, что они знали о его подверженности реальной и непосредственной опасности нанесения себе вреда. Меры по изоляции были приняты не по медицинским или лечебным соображениям, отношение тюремных властей к ее сыну как “проблеме дисциплинарного характера” превалировало над его потребностью в соответствующем уходе. Тюремным властям было известно, что сын заявителя страдал психическим расстройством и что в истории его болезни были данные о членовредительстве и предрасположенности к самоубийству. Им следовало понимать, что, подвергая дисциплинарному наказанию и изолируя его, одновременно лишая ухода специалистов, наблюдения и лечения, они тем самым постоянно подвергают его реальной и непосредственной опасности самоубийства, умышленно или непреднамеренно. Бездействие, выразившееся в том, что не была востребована квалифицированная помощь доктора Роу перед тем, как установить готовность ее сына к разбирательству, необоснованно поставило ее сына на грань риска, а после 4 мая 1993 г. психиатрическое наблюдение и курс терапевтического лечения осуществлялись на недостаточном уровне.
86. Власти Соединенного Королевства утверждали, что хотя Статьей 2 Конвенции при определенных условиях может предусматриваться прямое обязательство, связанное с защитой жизни какого-либо лица от третьей стороны, совсем иные соображения вступают в силу, когда опасность для данного лица исходит от него самого. Требовать от государства оградить человека от него самого представляло бы подход, несовместимый с принципами уважения достоинства личности и ее независимости, что шло бы вразрез с положениями Конвенции. Поскольку тюремные власти действовали в рамках обязанностей, которые диктовались внутренним правом, в отношении того, что касалось принятия необходимых мер по предотвращению совершения заключенными самоубийств, вышеупомянутое обязательство, как заявляли английские власти, было в полной мере выполнено в случае с Марком Кинаном.
87. Власти Соединенного Королевства настаивали на том, что данные, которыми располагали тюремные власти, при объективном их восприятии показывали: не существовало реальной и непосредственной опасности для его жизни, о которой бы они знали или о которой им следовало бы знать. Тюремные власти были особенно бдительны при наблюдении за его состоянием в отношении признаков опасности и переводили его в медицинский центр или устанавливали за ним при необходимости особый контроль. Врачи, имевшие большой опыт работы с психически больными заключенными, не выявили в последние дни его жизни никаких признаков того, что в тот момент он был на грани риска. Более того, не было необходимости в принятии мер, на которые тюремные власти с полным основанием могли пойти с учетом имевшейся у них на тот момент информации и которые спасли бы Марку Кинану жизнь. При таких обстоятельствах даже непрерывное наблюдение, потребность в котором не была очевидной, не изменили бы положения.
В. Мнение Европейского Суда
88. Европейский Суд напомнил, что первое предложение пункта 1 Статьи 2 Конвенции призывает конкретное государство не только воздержаться от преднамеренного и незаконного лишения жизни, но и принять соответствующие меры по защите жизни тех, кто находятся под его юрисдикцией (см. Постановление Европейского Суда по делу “L.C.B. против Соединенного Королевства” (L.C.B. v. United Kingdom) от 9 июня 1998 г., Reports 1998-Ш, р. 1403, § 36). Это возлагает на данное государство первостепенную обязанность по обеспечению права на жизнь с помощью введения эффективных положений уголовного права, нацеленных на то, чтобы помешать совершению правонарушений в отношении человека при поддержке механизма правоохранительных органов, которые принимают меры по предотвращению, подавлению и наказанию за нарушения таких положений. При соответствующих обстоятельствах может идти речь о более широком понимании прямой обязанности властей принимать профилактические меры оперативного характера в целях защиты личности, жизнь которой подвергается опасности по причине преступных действий другой личности (см. Постановление Европейского Суда по делу “Осман против Соединенного Королевства” (Osman v. United Kingdom) от 28 октября 1998 г., Reports 1998-VIII, § 115).
89. Помня о трудностях, с которыми сталкивается любое современное общество, непредсказуемости поведения человека и выборе в связи с этим направлений оперативной деятельности, которые должны определяться с учетом приоритетов и возможностей, сферу действия прямого обязательства нужно понимать таким образом, чтобы она не представляла собой непосильную или несоразмерную ношу для властей. Следовательно, не всякая предполагаемая угроза жизни должна означать для властей требование Конвенции о принятии оперативных мер, чтобы помешать такой угрозе материализоваться. Чтобы встал вопрос о прямой обязанности, должно быть установлено, что власти знали или должны были знать в надлежащий момент о существовании реальной и непосредственной угрозы жизни какого-то конкретного человека в результате преступных действий третьей стороны и не смогли принять меры в рамках своих полномочий, которых, если судить здраво, можно было ожидать в целях избежания опасности (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу “Осман против Соединенного Королевства”, § 116). В данном случае Европейскому Суду пришлось рассматривать вопрос о том, насколько это имеет отношение к данному делу, если речь идет об угрозе, которая заключается в том, что сам человек намерен нанести себе вред.
90. Если же имеются в виду заключенные, то у Европейского Суда ранее была возможность обратить внимание на то, что они находятся в уязвимом состоянии и что на властях лежит обязанность по их защите. Государство обязано отчитываться по любому случаю нанесения ущерба или вреда в период содержания в заключении или под стражей, особенно строго такое положение должно выдерживаться в случае гибели какого-либо лица (см., например, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу “Салман против Турции” (Salman v. Turkey), жалоба № 21986/93, ECHR 2000-VII, § 99). Можно отметить, что такая потребность в отчетности признается внутренним правом Англии и Уэльса, где расследования проводятся автоматически, когда речь идет о гибели людей в тюрьме и если национальные суды возложили обязанности по надлежащему содержанию находящихся у них заключенных на тюремные власти.
91. Власти Соединенного Королевства настаивали, что особая ситуация при совершении заключенным самоубийства возникает по причине соблюдения принципов уважения достоинства и независимости, которые воспрещают насильственное лишение человека свободы выбора и действий. Европейский Суд признал, что определенные ограничения могут быть введены в отношении превентивных мер со стороны властей на основании, например, проведения полицейской акции, гарантий, предусматриваемых Статьями 5 и 8 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу “Осман против Соединенного Королевства”, §§ 116 и 121). Аналогичным образом тюремные власти должны выполнять свои обязанности так, чтобы их действия были совместимы с соблюдением прав и свобод конкретного человека. Существуют меры предосторожности общего характера, которые могут быть задействованы в целях ограничения возможностей совершения членовредительства без нарушения личной свободы и независимости. Вопрос о необходимости принятия более строгих мер в отношении заключенного или обоснованности их применения будет зависеть от обстоятельств конкретного случая.
92. В свете вышесказанного Европейский Суд рассмотрел вопрос о том, знали ли или должны были знать власти о том, что Марк Кинан реально и непосредственно находился на грани самоубийства, и если так, то сделали ли они все, что, предположительно, должны были сделать для предотвращения опасности.
93. Общепризнанно, что Марк Кинан был психически болен. Власти Соединенного Королевства, ссылаясь на заключения доктора Кита и доктора Фолка, утверждали, что он не был шизофреником. Заявитель, со ссылкой на заключения доктора Мейдена и доктора Ривли, настаивала на том, что история болезни Марка Кинана и лечение, которое он проходил, ясно указывают на его шизофрению. Важность этой разницы во мнениях, как представляется, состоит в том, что если Марка Кинана диагностировали как шизофреника, то он должен был страдать от заболевания, при котором риск совершения самоубийства был в хорошо известной степени высок. Европейский Суд отметил, что в материалах дела, которыми он располагает, формально не делается заключение о шизофрении врачом-психиатром, который лечил Марка Кинана. Запись, представленная тюремным властям доктором Робертсом, который был психиатром, наблюдавшим Марка Кинана непосредственно в период перед смертью, говорила о том, что Марк Кинан страдал изменением личности с антиобщественными проявлениями и что в состоянии стресса у него наблюдались скоротечные параноидные симптомы. Доктор Роу, который ранее лечил Марка Кинана, заявил тюремным властям, что тот страдал хроническим психозом в легкой форме.
94. Как считал Европейский Суд, тюремные власти знали, однако, что отмеченная у Марка Кинана проблема носила хронический характер и была связана с психозом с периодически повторяющимися вспышками. Его поведение после поступления в тюрьму Эксетера однозначно заставило взять на заметку то обстоятельство, что у него проявлялись тенденции к совершению самоубийства. Это было подтверждено его устными заявлениями от 17 апреля и 1 мая 1993 г., и это не единственное, хотя и важное объяснение его поведения, выразившегося в изготовлении петли в своей камере, обнаруженной 16 апреля 1993 г. Следовательно, Европейский Суд признал, что тюремные власти знали о психическом состоянии Марка Кинана, которое представляло собой потенциальную угрозу для его жизни.
95. Доктор Кит выражал некоторые сомнения относительно того, насколько соответствовали действительности высказываемые Марком Кинаном угрозы, он придерживался мнения, что Марк Кинан хитрил и, возможно, пытался обеспечить себе возвращение в больничное крыло по личным причинам, а именно избегал пребывания в обычной камере, поскольку он “задолжал” другим заключенным. Европейский Суд вместе с тем усмотрел некоторую убедительность в словах заявителя о том, что риск, который представлял собой Марк Кинан, был связан не только с тем, чтобы преднамеренно убить себя, но и с тем, чтобы непреднамеренно убить себя в попытке обхитрить тюремные власти. Как считал Европейский Суд, психическое состояние Марка Кинана было таковым, что его угрозы должны были восприниматься серьезно и, следовательно, как реальные. В поведении Марка Кинана отмечались периоды очевидно нормального состояния или по крайней мере способности справиться со стрессами, которые возникали у него. Нельзя считать, что он находился на грани риска на протяжении всего периода его пребывания под стражей. Изменения в его состоянии вместе с тем требовали того, чтобы за ним внимательно наблюдали на случай непредвиденного ухудшения.
96. Соответственно, возникает вопрос относительно того, сделали ли тюремные власти все возможное, как и ожидалось от них, с учетом характера опасности, которую представлял собой Марк Кинан.
97. Европейский Суд напомнил, что 1 апреля 1993 г. по прибытии в тюрьму Эксетера Марк Кинан был направлен в медицинский центр для обследования и оценки его состояния. Старший медицинский сотрудник консультировался с психиатром Марка Кинана при назначении ему лекарственных препаратов для лечения его психического заболевания. Никаких инцидентов не было до тех пор, пока не было предложено перевести его на обычные условия, когда в его камере была обнаружена петля. После одной ночи в обычных условиях Марк Кинан вернулся в медицинский Центр, и за ним было организовано наблюдение с 15-минутными интервалами. 26 апреля 1993 г. после попытки поместить его на обычные условия он был вновь доставлен в медицинский центр. Вскоре после 29 апреля 1993 г. был устроен осмотр Марка Кинана доктором Роу. Ему были назначены другие лекарства. Непосредственно после этого его поведение стало агрессивным, а тюремный доктор прописал ему прежние лекарства. Затем, когда он совершил нападение на двух сотрудников тюрьмы 1 мая 1993 г., его поместили в изолятор. После того, как Марк Кинан угрожал совершить самоубийство, его вновь поместили в медицинский центр под наблюдение каждые 15 минут. 3 мая 1993 г., после улучшения поведения Марка Кинана и по его собственной просьбе, его вернули в изолятор. Следует отметить, что во время пребывания в изоляторе Марка Кинана ежедневно посещал врач. В период между 3 и 7 мая 1993 г. у Марка Кинана отмечались признаки возбужденности, он отказывался от приема лекарств, а однажды у него случился приступ агрессивности. В отрезок времени между тем периодом и 15 мая 1993 г., когда он покончил с собой, других инцидентов не отмечалось. После состоявшегося 14 мая 1993 г. разбирательства, когда ему было назначено наказание в виде семи дней пребывания в изоляторе, он проявлял некоторое беспокойство по поводу доступа в тюремный магазин, но во всем остальном, как казалось, вел себя в пределах обычного. Друг Марка Кинана, который посещал его, и сотрудник тюрьмы, дежуривший в тот день, даже считали, что он казался в добром расположении духа незадолго до того, как погиб.
98. Европейский Суд счел, что в целом тюремные власти должным образом реагировали на поведение Марка Кинана, поместив его в медицинский центр под наблюдение, когда у него отмечались тенденции к совершению самоубийства. Его ежедневно осматривали тюремные медики, в двух случаях приглашавшие для консультаций психиатров со стороны, которые были в курсе состояния дел Марка Кинана. Тюремные врачи, которые могли потребовать его перевода из изолятора, сочли возможным держать его там. 15 мая 1993 г. не было никаких оснований для тревоги властей, скажем, по поводу возбужденного состояния, которое могло бы привести к попытке самоубийства. При таких обстоятельствах нет указаний на то, что власти не предприняли какого-то шага, который должен был бы быть сделан со всем основанием, например, установления наблюдения с 15-минутными интервалами. К несчастью, случилось так, что звонок тревоги был выключен. Вряд ли можно полностью полагаться на утверждение о том, что какой-то заключенный или сотрудник тюрьмы вмешались в работу системы оповещения. Однако световой сигнал тревоги работал и был замечен персоналом, хотя и не сразу. Со стороны заявителя не высказывалось предположения, что это сыграло существенную роль в гибели Марка Кинана.
99. Заявитель утверждала вместе с тем, что предшествовавшие события следует рассматривать как фактор, который способствовал усилению вероятности совершения ее сыном самоубийства, и что власти не справились со своими обязанностями, если не смогли должным образом оценить его неготовность к пребыванию в изоляторе и определили ему наказание. Заявитель подвергла критике, в частности, профессиональные качества тюремных врачей, указав, что ни один из них не был психиатром и что, к тому же, доктор С. (С.), который заменил прописанные доктором Роу лекарства, вовсе не имел психиатрической подготовки. Она обратила особое внимание на то, что наложение дисциплинарного взыскания на Марка Кинана должно было заранее рассматриваться как действие, способное, вероятнее всего, усилить стресс и ухудшить его неустойчивое психическое состояние, и что нужно было заручиться экспертным мнением психиатра. 100. Европейский Суд считал, что эти аргументы носят до некоторой степени спекулятивный характер. Неизвестно, что побудило Марка Кинана совершить самоубийство. Поднятые вопросы, касающиеся уровня ухода, лечения и наблюдения за Марком Кинаном в последние дни перед его смертью, скорее всего, должны рассматриваться согласно Статье 3 Конвенции.
101. Европейский Суд пришел к выводу о том, что в данном случае отсутствует нарушение Статьи 2 Конвенции.
II. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 3 КОНВЕНЦИИ
102. Заявитель жаловалась, что в мае 1993 года ее сын подвергался бесчеловечному и унижающему достоинство обращению со стороны тюремных властей, а это противоречит Статье 3 Конвенции, которой предусматривается следующее:
“Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию”.
103. Власти Соединенного Королевства не согласились с данной частью жалобы, а Европейская Комиссия в своем заключении постановила 11 голосами против 9, что отсутствует нарушение Статьи 3 Конвенции.
А. Доводы сторон
104. Заявитель утверждала, что в то время как изоляция содержащихся под стражей лиц сама по себе не нарушает положений Статьи 3 Конвенции, государству же надлежит строго следить и иметь в виду, что особенности личности заключенного и его психическая уязвимость при всем оправданном лечении могут стать причиной страданий и резкого ослабления физической и психической сопротивляемости. Хотя определенные принудительные меры могут быть оправданы медицинской необходимостью, назначенное Марку Кинану наказание не было следствием медицинского решения, то есть не было частью лечебной методики, нацеленной на поддержание его физического и психического здоровья; имелись лишь незначительные пометки в его истории болезни, которые могли бы оправдать это, а сама мера стала причиной такого его поведения, какое характеризовалось склонностью к суициду и нанесению себе вреда. В данном случае имеются факты, указывающие на то, как воспринимал окружающую обстановку Марк Кинан, например, он подумывал о самоубийстве и отказывался от назначенных ему лекарств.
105. Напоминая о широко распространенной глубокой озабоченности высоким уровнем суицида среди заключенных тюрем в Европе, заявитель настаивала на том, что проведение медицинских освидетельствований Марка Кинана тюремными врачами, не имевшими психиатрической подготовки, нельзя воспринимать как практическую и эффективную защиту прав Марка Кинана, предусмотренных Статьей 3 Конвенции. Более того, после 4 мая 1993 г. не были приняты меры по организации должного психиатрического наблюдения и терапевтического ухода. Он был наказан за поведение, вызванное изменением в назначении лекарственных препаратов или непосредственно связанное с этим, а проведенное расследование не затронуло надлежащим образом тех обстоятельств, при которых он погиб или которые оправдали бы ту линию поведения в отношении него, какая была избрана тюремными властями в предшествовавший его смерти период.
106. Власти Соединенного Королевства указывали, что претензии заявителя в отношении предполагаемого воздействия на Марка Кинана его изоляции базировались на заключении доктора Ривли. Сделанные ею выводы, однако, не были подтверждены доказательствами и основывались на оценке событий, имевших место в прошлом, а также в определенной степени на домыслах. В период пребывания Марка Кинана в изоляторе он получал лекарства, у него ежедневно бывали врачи и другие посетители, его состояние не ухудшалось. Наблюдавший его медицинский сотрудник мог прервать его пребывание в изоляторе в любой момент, если бы в этом появилась необходимость. 1 и 3 мая 1993 г. его признавали пригодным для помещения в условия изолятора, а 14 мая 1993 г. — для участия в разбирательстве и отбывания наказания. Даже если он испытывал чувства безнадежности, страха и т.д., его состояние не достигало той степени или того уровня, какие могли бы рассматриваться с точки зрения Статьи 3 Конвенции; не было тут ничего иного, кроме обычного чувства унижения, сопутствующего любому наказанию.
107. Как особо подчеркивали власти Соединенного Королевства, на тот момент не было данных, указывавших бы на то, что Марк Кинан переживал физическую или душевную боль перед своей гибелью, которую можно было бы отнести на счет условий его содержания под стражей, ибо всегда есть возможность провести границу между страданиями, вызванными психическим состоянием, и теми, какие присущи дополнительной нагрузке, возникшей у него в связи с пребыванием в изоляторе. Имевшиеся сведения указывали на то, что в день своей смерти он был жизнерадостен, за исключением лишь одного момента возбуждения, которое прошло после того, как его заверили, что он имеет право на покупку табачных изделий. Наряду с тем, что власти Соединенного Королевства признавали наличие обязательства, связанного с предоставлением достаточной медицинской помощи содержавшимся под стражей лицам, они указывали, что на протяжении всего пребывания в заключении такая помощь ему оказывалась. Из всего этого нужно сделать вывод о том, что Марк Кинан не подвергался бесчеловечному или унижающему достоинство обращению в нарушение Статьи 3 Конвенции.
В. Мнение Европейского Суда
108. Европейский Суд напомнил, что под понятием жестокого обращения должно предполагать минимальную степень жестокости, чтобы расценивать это под углом зрения положений Статьи 3 Конвенции. Оценка этой степени относительна: она зависит от всех обстоятельств конкретного дела, таких, как длительность обращения определенным образом, его физических и моральных последствий, а в некоторых случаях от пола, возраста и состояния здоровья конкретной жертвы (см., среди прочих прецедентов, Постановление Европейского Суда по делу “Текин против Турции” (Tekin v. Turkey) от 9 июня 1998 г., Reports 1998-IV, § 52).
109. При рассмотрении вопроса о том, было ли наказание или обращение “унижающим достоинство”, Европейский Суд также принял во внимание, являлась ли их цель унизить или оскорбить человека, о котором идет речь, и, если говорить о последствиях, оказало ли это негативное воздействие на его или ее личность таким образом, что стало несовместимым с требованиями Статьи 3 Конвенции (см., например, Постановление Европейского Суда по делу “Ранинен против Финляндии” (Raninen v. Finland) от 16 декабря 1997 г., Reports 1997-VIII, pp. 2821-2822, § 55).
Это квалифицировалось также как обращение с сопутствующими эффектами, такими, как вызывающие чувство страха, страдания и ощущение неполноценности, способными оскорбить или унизить конкретную жертву, а возможно, нанести удар по физической или психической сопротивляемости (см. Постановление Европейского Суда по делу “Ирландия против Соединенного Королевства” (Ireland v. United Kingdom) от 18 января 1978 г., Series, A, № 25, р. 66, § 167) или вынуждающими жертву действовать против собственной воли или сознания (см., например, доклад Европейской Комиссии по “Греческому делу” (Greek Case), глава IV, р. 186).
110. В контексте данной жалобы уместно напомнить, что у властей есть обязательство защищать здоровье людей, лишенных свободы (дело “Уртадо против Швейцарии” (Hurtado v. Switzerland), доклад Европейской Комиссии от 8 июля 1993 г., Series А, № 280, р. 16, § 79). Отсутствие обеспечения необходимым медицинским лечением может быть приравнено к обращению, которое противоречит положениям Статьи 3 Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу “Ильхан против Турции” (llhan v. Turkey), жалоба № 22277/93, ECHR2000-VII, § 87). В частности, оценка того, является ли конкретный пример обращения или наказания несовместимым с положениями Статьи 3 Конвенции, требует, если речь идет о психически больных лицах, принятия во внимание их уязвимости и неспособности в некоторых случаях обратиться с четко сформулированной жалобой или вообще обратиться с жалобой на то, какое воздействие оказывает на них какое-либо конкретное обращение (см., например, Постановление Европейского Суда по делу “Херцегфалви против Австрии” (Herczegfalvy v. Austria) от 24 сентября 1992 г., Series A, № 244, § 82; Постановление Европейского Суда по делу “Эрге против Бельгии” (Aerts v. Belgium) от 30 июля 1998 г.,Reports 1998-V, р. 1966, § 66).
111. Европейский Суд напомнил, что Марк Кинан страдал хроническим психическим заболеванием, сопровождавшимся психотическими припадками и параноидными проявлениями. Согласно поставленному ему диагнозу он страдал изменением личности. История его пребывания под стражей в тюрьме Эксетера с апреля 1993 года включала случаи возбужденного поведения, когда его переводили из больничного отделения в обычные условия. Это выражалось в демонстрации суицидных намерений, возможных страхах параноидного характера, вспышках агрессивности и насилия. То, что он страдал от душевных мук и болей в этот период и до момента своей гибели, не подлежит обсуждению. Его письмо к своему доктору, о котором стало известно уже после его смерти, говорило о высокой степени отчаяния (см. выше § 44). Вместе с тем, как заявила Европейская Комиссия, и это было мнение ее большинства, невозможно с той или иной определенностью установить, в какой степени отмечавшиеся у него в тот момент симптомы или сама его гибель были следствием тех условий его пребывания под стражей, в которые его поместили тюремные власти.
112. Европейский Суд счел, однако, что эта трудность не носит определяющего характера в отношении вопроса о том, выполнили ли власти взятое ими на себя в соответствии со Статьей 3 Конвенции обязательство оградить Марка Кинана от обращения или наказания, противоречащих Данному положению. Хотя верно и то, что серьезность физических и моральных страданий, присущих какой-либо конкретной мере, была важным соображением при рассмотрении многих дел, по которым Европейским Судом выносились постановления в соответствии со Статьей 3 Конвенции. Существуют обстоятельства, когда доказательства реального воздействия на конкретного человека могут не являться одним из основных факторов. Например, если речь идет о человеке, лишенном свободы, использование физической силы, которое, строго говоря, не было крайне необходимым в результате его поведения, ущемляет его достоинство и, в принципе, является нарушением права, обозначенного в Статье 3 (см. Постановление Европейского Суда по делу “Рибич против Австрии” (Ribitsch v. Austria) от 4 декабря 1995 г., SeriesА, № 336, р. 26, § 38, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу “Текин против Турции”, pp. 1517—1518, § 58).
113. Что касается данного дела, то судьи Европейского Суда поражены отсутствием записей в медицинской карте Марка Кинана, который представлял собой реальную опасность в плане совершения самоубийства да к тому же испытывал дополнительный стресс, которого следовало ожидать от пребывания в изоляторе, а позднее и последствий дисциплинарного взыскания. С 5 по 15 мая 1993 г., то есть дня его гибели, в его медицинской карте не было никаких записей. С учетом того, что наблюдением и уходом за Марком Кинаном занимались несколько врачей, это говорит о недостаточной заинтересованности в ведении полных и детализированных записей по итогам отслеживания состояния пациента. Европейский Суд не удовлетворен представленным доктором Китом объяснением (по его словам, отсутствие записей свидетельствует о том, что нечего было записывать) в свете имеющихся записей в журнале происшествий за тот же период.
114. Более того, в то время как старший медицинский сотрудник тюрьмы советовался с врачом Марка Кинана при приеме последнего в исправительное учреждение, а 29 апреля 1993 г. был вызван консультант-психиатр, который тоже знал Марка Кинана, Европейский Суд отметил, что впоследствии не было никакого упоминания о каком-либо психиатре. Даже хотя доктор Роу предупреждал 29 апреля 1993 г. о том, что Марка Кинана следует ограждать от общения до тех пор, пока не пропадут признаки паранойи, вопрос о его возвращении в обычную камеру поднимался в беседе с ним на следующий день. Поскольку его состояние продолжало ухудшаться, тюремный врач, не имевший психиатрической подготовки, принял решение о возвращении к прежде назначенным лекарствам без консультации с психиатром, который в самом начале прописал иные препараты. Затем последовало нападение на двух сотрудников тюрьмы. Хотя Марк Кинан просил тюремного доктора рассказать в ходе состоявшегося расследования начальнику тюрьмы, что нападение имело место после назначения иных лекарств, этого не произошло, равно как не было никакого упоминания об обращении к психиатру за консультацией по поводу лечения в будущем или его готовности к участию в разбирательстве и к отбыванию наказания.
115. Отсутствие эффективного контроля за состоянием Марка Кинана и квалифицированного психиатра при его освидетельствовании и лечении указывают на значительные просчеты в медицинском уходе, который предоставлялся психически больному человеку, известному своим опасным намерением совершить самоубийство. Наложение на него в таких условиях и с задержкой серьезного дисциплинарного взыскания — семь дней в дисциплинарном блоке с добавлением 28 дней к его сроку по приговору — через две недели после инцидента и за девять дней до его ожидавшегося освобождения, что могло угрожать его физической и психической сопротивляемости, — все это несовместимо с установленными стандартами отношения к психически больному человеку. Это должно рассматриваться как бесчеловечное и унижающее достоинство обращение по смыслу Статьи 3 Конвенции.
Европейский Суд, соответственно, устанавливает нарушение этого положения.
III. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 13 КОНВЕНЦИИ
116. Заявитель утверждала, что в отношении своих жалоб она не располагала эффективными средствами правовой защиты, при этом она ссылалась на Статью 13 Конвенции, которая гласит:
“Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве”.
Власти Соединенного Королевства не согласились с этим утверждением, в то время как Европейская Комиссия единодушно установила нарушение данного положения на том основании, что заявитель не располагала средством правовой защиты, с помощью которого можно было бы рассмотреть вопрос об ответственности властей в отношении гибели ее сына и предоставлении ей возможности получения компенсации.
А. Доводы сторон
117. Заявитель указывала, что Статья 13 Конвенции требует, чтобы у заинтересованного лица было средство правовой защиты, с помощью которого устанавливается, было ли выполнено тюремными властями прямое обязательство по защите жизни ее сына. Однако не было такого средства, которое в качестве закона и в практическом плане было бы эффективным. Иск из небрежности от имени ее сына к тюремным властям требовал доказательств того, что погибшему был нанесен вред (помимо факта его смерти), или что он понес финансовый ущерб имущественного характера (как, например, расходы на похороны), или что, когда он был жив, он стал жертвой злонамеренного злоупотребления властью. Даже если это было теоретически возможно, чтобы заявитель могла подать иск в отношении получения компенсации похоронных издержек, трудно вообразить, чтобы в этих целях ей была бы оказана правовая помощь.
118. Она указывала, что иск из небрежности в связи со смертью мог бы быть возбужден только супругом, родителем погибшего несовершеннолетнего (до 18 лет) или иждивенцем, который лишился источника дохода в результате смерти.
119. Касаясь средств правовой защиты, которыми мог располагать Марк Кинан до своей смерти, она наставила на том, что судебная проверка ничего бы не дала, поскольку вылилась бы только в рассмотрение проблем законности, а не вопросов, связанных с оспариваемыми фактами или медицинскими заключениями. Было бы трудно себе представить, чтобы в отведенный непродолжительный отрезок времени можно было рассмотреть какую-либо жалобу. Внутренняя процедура рассмотрения жалоб также была неадекватной, поскольку любую жалобу подают сначала начальнику тюрьмы (53 процента всех жалоб рассматриваются в течение семи дней), а затем в Управление тюрем, которому на ответ отводился срок в семь недель. Было нереально и необоснованно, таким образом, предполагать, что Марк Кинан мог воспользоваться возможностями предлагавшейся процедуры до своей гибели по причине неэффективности соответствующих процессуальных гарантий и его психического состояния.
120. Власти Соединенного Королевства утверждали, что в период его пребывания в заключении у Марка Кинана было такое средство правовой защиты, как судебная проверка, и право на получение удовлетворения с помощью тюремной процедуры рассмотрения жалоб. Как ранее устанавливал Европейский Суд, судебная проверка представляет собой эффективное средство правовой защиты, когда речь идет о делах, связанных с нарушением прав человека, к которым национальные суды относятся с “трепетным вниманием”. Европейский Суд также пришел к заключению, что право на подачу петиции министру внутренних дел явилось эффективным средством правовой защиты в деле “Сильвер и другие против Соединенного Королевства” (Silver and Others v. United Kingdom) (Постановление Европейского Суда от 25 марта 1983 г., Series А, № 61, § 116). Процедура подачи просьб/жалоб представляет собой более сложную форму получения удовлетворения, которая также эффективна по смыслу Статьи 13 Конвенции и охватывает другие, помимо судебных, процедуры. В распоряжении Марка Кинана была и возможность подачи иска о компенсации последствий деликта, выразившегося в небрежности, заключавшейся в том, что условия содержания в тюрьме вынудили его понести физический ущерб и моральный, психический вред или привели к ухудшению его состояния (что могло бы послужить причиной подачи иска от его имени после его смерти), либо речь могла идти об иске, связанном с оскорблением или правонарушениями при исполнения официальных обязанностей.
121. Если говорить о средствах правовой защиты, которыми располагала заявитель, то власти Соединенного Королевства согласились с тем, что разбирательство, которое не позволило решить вопрос об ответственности, не предоставило заявителю возможности установить ответственность тюремных властей или получить компенсацию за ущерб. Вместе с тем представлявшие интересы погибшего лица могли возбудить иск в отношении любого причиненного вреда или ухудшения его психического состояния, которое произошло у него накануне смерти. Власти Соединенного Королевства не согласились с заключением Европейской Комиссии о том, что заявитель не располагала средством правовой защиты, с помощью которого можно было добиться эффективного рассмотрения вопроса о непринятии мер с целью предотвращения совершения ее сыном самоубийства. Если тюремные власти проявили преступную неспособность предотвратить его гибель или если его состояние явилось причиной его смерти, то предметом иска стала бы небрежность. Касаясь заключения Европейской Комиссии об отсутствии средств правовой защиты, с помощью которых можно было бы рассмотреть вопрос об ответственности за причиненные ее сыну страдания перед его смертью, власти Соединенного Королевства оспаривали тот факт, что погибший перенес страдания по причине условий его содержания под стражей. Накануне самоубийства Марк Кинан пребывал в хорошем настроении. Власти Соединенного Королевства признали, что положения о небрежности не предоставляют возможности получить компенсацию за душевные страдания, которые не являются результатом физического вреда и не могут расцениваться как нанесение физического ущерба.
В. Мнение Европейского Суда
122. Европейский Суд вновь напомнил, что Статья 13 Конвенции гарантирует предоставление на национальном уровне средств правовой защиты для определения предусмотренных Конвенцией прав и свобод в любой форме, в которой они могут быть обеспечены внутренними правовыми нормами. Смысл Статьи 13 Конвенции заключается в том, чтобы требовать предоставления внутренних правовых средств для рассмотрения “оспариваемой жалобы” согласно положениям Конвенции и вынести соответствующее решение, хотя за Договаривающимися Сторонами остается некоторая степень усмотрения относительно того, каким образом соответствовать своим обязательствам по Конвенции, исходя из положений этой Статьи. Сферы действия данного обязательства согласно Статье 13 Конвенции могут разниться между собой в зависимости от характера жалобы заявителя, поданной в соответствии с Конвенцией. Тем не менее средство правовой защиты, как этого требует Статья 13 Конвенции, должно быть “эффективным” на практике, равно как и в правовом отношении. В частности, реализация этого средства не должна быть неоправданно затруднена действиями или бездействием властей конкретного государства (см. Постановление Европейского Суда по делу ” Аксой против Турции” (Aksoy v. Turkey) от 18 декабря 1996 г., Reports 1996-VI, р. 2286, § 95; Постановление Европейского Суда по делу “Айдын против Турции” (Aydin v. Turkey) от 25 сентября 1997 г., Reports 1997-VI, pp. 1895-1896, § 103; Постановление Европейского Суда по делу “Кайя против Турции” (Kaya v. Turkey) от 19 февраля 1998 г., Reports 1998-I, pp. 329-330, § 106).
С учетом основополагающего права на охрану жизни Статья 13 Конвенции в дополнение к выплате в случае необходимости требует компенсации, проведения также тщательного и эффективного расследования, способного привести к установлению и наказанию лиц, ответственных за лишение жизни, при обеспечении полновесного доступа заявителя к участию в процедуре расследования (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу “Кайя против Турции”, pp. 330—331, § 107).
123. На основании представленных по данному делу доказательств Европейский Суд пришел к выводу о том, что власти Соединенного Королевства несут ответственность в соответствии со Статьей 3 Конвенции за применение бесчеловечного и унижающего достоинство обращения и наказания по отношению к Марку Кинану, который был психически болен во время его содержания в заключении накануне его гибели. Жалоба заявителя в связи с этим является, следовательно, “доказуемой” в рамках требований Статьи 13 Конвенции, взятой в совокупности как со Статьей 2, так и Статьей 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу “Бойл и Раис против Соединенного Королевства” (Boyle and Rice v. United Kingdom) от 27 апреля 1988 г., Series A, № 131, p. 23, § 52; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу “Кайя против Турции”, § 107; и Постановление Европейского Суда по делу “Яша против Турции” (Yasa v. Turkey) от 2 сентября 1998 г., Reports 1998-VI, р. 2442, §113).
124. Европейский Суд отметил, что с точки зрения Статьи 13 Конвенции возникают два вопроса, имел ли сам Марк Кинан в своем распоряжении средства правовой защиты в отношении наложенного на него взыскания и имела ли после его самоубийства заявитель в своем собственном лице или в лице представителя интересов ее сына уже после его гибели в своем распоряжении средства правовой защиты.
125. Касаясь самого Марка Кинана, Европейский Суд отметил, что решение о наказании путем продления срока его пребывания в заключении и помещения в изолятор было принято 14 мая 1993 г. и что он покончил жизнь самоубийством вечером 15 мая 1993 г. Европейская Комиссия пришла к выводу о том, что власти Соединенного Королевства не могут нести ответственность за непредоставление средств правовой защиты, которые были бы в его распоряжении в течение 24 часов. Однако дело в том, что никаких средств правовой защиты, которые дали бы ему в перспективе возможность оспорить назначенное ему наказание в течение семи дней в период пребывания в изоляторе или даже в течение 28 дней, добавленных к его сроку заключения, не было предоставлено Марку Кинану. Даже если предположить, что судебная проверка послужила бы средством для того, чтобы оспорить решение начальника тюрьмы, для Марка Кинана было бы невозможно получить правовую помощь и внести жалобу в такой короткий период. Аналогичным образом внутренняя система подачи жалоб на вынесенное решение в Управление тюрем потребовала бы шесть недель. Европейский Суд обратил внимание на вывод тюремного омбудсмена о том, что не было канала срочной подачи жалоб для заключенных, с помощью которого можно было бы добиться безотлагательного решения проблемы получения удовлетворения (см. выше § 71).
126. Если бы было так, как предполагалось, что Марк Кинан, с точки зрения своего психического состояния, не был готов к использованию имевшихся в его распоряжении средств правовой защиты, это указывало бы не на отсутствие необходимости прибегнуть к ним, а наоборот, на потребность в проведении автоматически расследования по образцу и подобию настоящего. Более того, Европейский Суд не убежден, что эффективное использование средств правовой защиты в отношении принятого в ходе расследования решения не оказало бы влияния на ход событий. Марк Кинан был наказан при обстоятельствах, которые свидетельствуют о нарушении Статьи 3 Конвенции, а он имел право согласно Статье 13 Конвенции на средства правовой защиты, с помощью которых было бы отменено это наказание до того, как оно вступило в силу или его срок бы закончился. В этом отношении имело место, следовательно, нарушение Статьи 13 Конвенции.
127. Если возвращаться к вопросу об использовании средств правовой защиты после смерти Марка Кинана, то общеизвестно, что при расследовании, каким бы полезным мероприятием оно ни было для установления фактов и обстоятельств смерти Марка Кинана, не были предоставлены средства правовой защиты для установления виновности властей в отношении какого-либо предполагаемого дурного обращения или для предоставления компенсации.
128. Власти Соединенного Королевства указывали, что заявитель могла бы возбудить иск из небрежности, в том числе от имени своего сына, настаивая на том, что он понес ущерб накануне смерти или (если бы он оставил иждивенцев) в отношении его гибели в соответствии с положениями Закона о несчастных случаях со смертельным исходом. Такие действия, по их словам, способствовали бы установлению ответственности и решению вопроса о выплате компенсации. Европейский Суд, однако, не убежден в том, что судебный вывод о небрежности сам по себе мог обеспечить эффективное удовлетворение жалоб заявителя. Можно сказать, что Марк Кинан понес физический ущерб в той степени, в какой он нанес себе вред до момента наступления смерти. Хотя Европейский Суд согласился с доводами властей Соединенного Королевства на этот счет, он (Европейский Суд) не согласился (а власти Соединенного Королевства и не возражали) с тем, что соответствующая компенсация была бы выплачена или что была бы предоставлена юридическая помощь в получении такой компенсации. Не установлено также, что Марк Кинан понес какой-либо, с точки зрения психиатрии, ущерб от лечения перед своей смертью. В медицинских заключениях были ссылки на душевные страдания, страх и безнадежность, даже ужас. Нет данных, которые указывали бы на то, что все это следует отнести к категории “ущерба” в том смысле, в каком это понимается внутренним правом, а власти Соединенного Королевства признали, что душевные муки и страх данным правом не затрагиваются. Более того, заявитель, будучи матерью взрослого ребенка и неиждивенца, не может потребовать выплаты компенсации от своего собственного имени согласно Закону о несчастных случаях со смертельным исходом.
129. Возникает вопрос о том, требует ли в данном контексте Статья 13 Конвенции того, чтобы была предоставлена компенсация. Сам Европейский Суд в надлежащих случаях идет на присуждение справедливой компенсации, признавая боль, состояние стресса, беспокойство и чувство разочарования факторами, указывающими на возможность выплаты соответствующей компенсации за моральный вред. Европейский Суд считал, что в случае нарушения Статей 2 и 3 Конвенции, которые относятся к основным ее положениям, выплата компенсации, вытекающая из такого нарушения, в принципе, может быть предоставлена как часть арсенала средств правовой защиты.
130. В данном случае Европейский Суд пришел к выводу о том, что заявитель должна была иметь возможность обратиться за компенсацией морального вреда, понесенного ею, и ущерба, который понес ее сын перед своей смертью.
131. Более того, несмотря на всю совокупность средств правовой защиты, на которую ссылались власти Соединенного Королевства, в распоряжении заявителя при всех обстоятельствах данного дела не было таких эффективных средств, чтобы установить, кто же ответствен за смерть Марка Кинана. По мнению Европейского Суда, это является существенным элементом средства правовой защиты согласно Статье 13 Конвенции для потерявшего ребенка родителя.
132. Соответственно, имело место нарушение Статьи 13 Конвенции.
IV. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ
133. Статьей 41 Конвенции предусматривается:
“Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне”.
А. Ущерб
134. Заявитель настаивала на предоставлении компенсации за моральный вред в отношении бесчеловечного и унижающего достоинство обращения с ее сыном в тюрьме, опираясь на заключение доктора Ривли (см.выше § 51). Она также требовала соответствующей компенсации за свои собственные эмоциональные переживания, скорбные чувства, душевную боль и тяжесть утраты, настаивая на том, что потеря единственного сына явилась для нее тяжелым ударом.
135. Власти Соединенного Королевства указывали, что вывод о нарушении уже сам по себе является справедливой компенсацией за нарушение всех или любой из статей, по которым внесена жалоба. Вместе с тем если Европейский Суд решит присудить компенсацию, то сумма в 10 000 фунтов стерлингов, по их мнению, была бы вполне уместной.
136. Европейский Суд напомнил, что, как было установлено им выше, назначение наказания Марку Кинану при всех обстоятельствах дела было актом бесчеловечным и унижающим достоинство, вступившим в противоречие со Статьей 3 Конвенции. Европейский Суд не делал заключения о том, что линия поведения тюремных властей нарушила Статью 2 Конвенции и что именно поэтому власти Соединенного Королевства не могли быть признаны ответственными за гибель Марка Кинана. Европейский Суд также установил нарушение Статьи 13 Конвенции в отношении отсутствия средств правовой защиты у Марка Кинана для того, чтобы оспорить решение, принятое в результате упомянутого разбирательства, или у заявителя применительно к разбирательствам после его смерти.
137. Европейский Суд пришел к выводу, что Марк Кинан должен считаться пострадавшим в результате серьезного стресса, тревоги и чувства незащищенности по причине дисциплинарного взыскания, имевшего место накануне его смерти. Заявитель, его мать, должна рассматриваться как пострадавшая от душевных мук и боли в результате его содержания в заключении и отсутствия у нее возможности воспользоваться эффективной процедурой получения удовлетворения. На основе принципа справедливости и помня о том, что это был случай самоубийства, а не преднамеренной пытки, Европейский Суд присудил выплату компенсации за моральный вред в размере 7000 фунтов стерлингов в отношении Марка Кинана, поступающих в распоряжение заявителя, действующей от его имени, и 3000 фунтов стерлингов лично самому заявителю.
В. Судебные расходы и издержки
138. Заявитель потребовала возмещения затрат на разбирательства в национальных судах в размере 4929,59 фунта стерлингов, на разбирательство в Конвенционных органах в размере 32 566,84 фунта стерлингов с включением в эти суммы налога на добавленную стоимость (НДС).
139. Власти Соединенного Королевства указывали, что заявленные суммы являются чрезмерными, в частности, возмещение 19 000 фунтов стерлингов, потраченных на выплаты гонораров адвокатам. Какую бы сумму компенсация ни составила, она должна быть таковой, чтобы отражать и любые выводы о ненарушении. Они заявили, что сумма в размере 15 000 фунтов стерлингов, включая НДС, была бы оправданной.
140. Европейский Суд отметил, что заявитель добилась успеха в установлении нарушения Статей 3 и 13 Конвенции. Он усмотрел определенную правомерность критики властей Соединенного Королевства в отношении сумм, выплаченных, как настаивает заявитель, адвокатам, которые включали 8250 фунтов стерлингов, потраченных на подготовку меморандума, направленного в Европейский Суд. На основе принципа справедливости и с учетом выплаты компенсаций по другим делам Европейский Суд присудил выплату 21 000 фунтов стерлингов, включая НДС.
С. Процентная ставка при просрочке платежей
141. Согласно информации, полученной Европейским Судом, годовая процентная ставка, применяемая в Соединенном Королевстве на день принятия настоящего Постановления, составляет 7,5 процента.
НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД:
1) единогласно постановил, что отсутствует нарушение Статьи 2 Конвенции;
2) постановил пятью голосами против двух, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции;
3) единогласно постановил, что имело место нарушение Статьи 13 Конвенции;
4) единогласно постановил:
(a) что государство-ответчик должно выплатить заявителю в течение трех месяцев следующие суммы:
(i) в отношении морального вреда — 10 000 (десять тысяч) фунтов стерлингов;
(ii) в возмещение судебных расходов и издержек — 21 000 (двадцать одну тысячу) фунтов стерлингов, включая НДС;
(b) что проценты по годовой ставке 7,5 процента подлежат выплате по истечении вышеупомянутых трех месяцев и до момента выплаты;
5) отклонил остальные требования заявителя о справедливой компенсации.
Совершено на английском языке, и уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 3 апреля 2001 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 Правила 77 Регламента Суда.
С- ДОЛЛЕ Ж.-П. КОСТА
Секретарь Секции Суда Председатель Палаты
Перевод с английского Д. Юзвикова.
В соответствии с пунктом 2 Статьи 45 Конвенции и пунктом 2 Правила 74 Регламента Европейского Суда к настоящему Постановлению прилагаются следующие особые мнения:
(a) совпадающее мнение судьи Ж.-П. Коста;
(b) совпадающее мнение судьи сэра Стивена Седли;
(c) совместное частично особое мнение судей В. Фюрмана и П. Куриса.
С.Д.
Ж.-П. К.
СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ
судьи Ж.-П. Коста
Вместе с большинством судей Европейского Суда я голосовал за то, чтобы установить, что государство-ответчик не нарушало Статью 2 Конвенции, но нарушило Статью 3 Конвенции.
Мне хотелось бы прояснить, каким образом, по моему разумению и в ношении данного дела, эти две статьи благополучно соседствуют, и чему я не усматриваю никакого противоречия между выводами применительно к ним.
Одним из парадоксальных, как на первый взгляд представляется, но, по моему мнению, простых и логичных путей прихода к сделанным в данном Постановлении выводам было бы расставить в обратном порядке пункты принятых положений этого Постановления, которые дают основания поступить так.
Предположим, может показаться естественным начать, как это есть в данном Постановлении, с права на жизнь, а затем уже говорить о бесчеловечном и унижающем достоинство наказании и обращении. Однако при имеющихся обстоятельствах данного дела я считаю более уместным сделать наоборот. Вряд у меня найдутся серьезные сомнения в отношении Статьи 3 Конвенции. За пять дней до того, как Марк Кинан был помещен в тюрьму, ему, которого до этого лечили в больнице, поставили диагноз — изменение личности, параноидный психоз и возможное совершение самоубийства. После освобождения под залог, примерно четырьмя месяцами позднее, а затем нового заключения в тюрьму для отбывания по приговору суда четырехмесячного срока наказания у этого молодого человека, о состоянии здоровья которого старшему медицинскому сотруднику тюрьмы было известно (он консультировался с психиатром, который лечил его), проявились признаки серьезного расстройства. Через пятнадцать дней после заключения его в тюрьму он угрожал повеситься, а в его камере была обнаружена изготовленная из постельной простыни петля. Спустя две недели он совершил нападение на двух сотрудников тюремной больницы. Тюремный врач, у которого была лишь шестимесячная психиатрическая подготовка, считал его готовым к участию в расследовании упомянутого нападения и впоследствии достаточно здоровым для помещения в изолятор в дисциплинарном блоке тюрьмы во исполнение наказания, решение о котором в тот же день было принято заместителем начальника тюрьмы. Затем Марк Кинан стал угрожать самоубийством, утверждал, что слышит голоса и думает, что он Иисус Христос. Тем не менее, в период с 3 по 15 мая 1993 г. он оставался в изоляторе. 14 мая 1993 г. заместитель начальника тюрьмы вынес постановление об отбывании им в тюрьме дополнительно 28 дней за нападение на сотрудников больницы (следовало бы отметить, что на тот момент до ожидаемого освобождения ему оставалось всего девять дней). И именно на следующий день он повесился, воспользовавшись петлей, изготовленной из постельной простыни.
По моему мнению, независимо от того, с какими сложностями было сопряжено решение, которое должны были принять тюремные власти, продление срока пребывания в заключении еще на четыре недели, когда ему оставалось всего девять день до ожидавшегося освобождения, представляло собой обращение и наказание, которые противоречили Статье 3 Конвенции, если учитывать особенности личности Кинана.
В связи с этим я считаю сравнение данного случая с делом “Кудла против Польши” (Kudla v. Poland) (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда, жалоба № 30210/96, ECHR 2000-XI), по которому Европейский Суд не установил нарушения Статьи 3, очень показательным.
Вместе с тем лично я пришел бы к точно такому же выводу, если бы этот молодой человек безуспешно попытался покончить с собой или если бы он выразил свое отчаяние каким-то иным способом, как, увы, иногда случается. Другими словами, не смерть Кинана послужила, по моему мнению, тем обстоятельством, которое вскрыло бесчеловечный характерного, что он перенес. Об этих двух моментах можно говорить со всей определенностью.
Именно по этой причине мне нетрудно, хотя и имел место смертельный исход, прийти к выводу о том, что нарушение Статьи 2 Конвенцииотсутствует. Мне не кажется, что прямое обязательство государств принимать нужные меры для защиты жизни, особенно в отношении человека, находящегося под наблюдением тюремных властей, было в данном случае нарушено. В тюрьме за Марком Кинаном было организовано регулярное наблюдение, ему было предоставлено медицинское лечение. За ним было установлено “наблюдение с 15-минутными интервалами” (16 апреля, 30 апреля, 1 мая 1993 г.). Об опасности совершения им самоубийства было известно, и эта опасность воспринималась серьезно. Его расшатанная и хрупкая психика указывали на опасность совершения самоубийства, а также на то, что он был непредсказуем, держать же его под наблюдением круглые сутки было невозможно. Короче говоря, я не думаю, что его право на жизнь было нарушено государством-ответчиком, даже по небрежности. В целом я, таким образом, не выражаю несогласия с действующими положениями данного Постановления, но думаю, что мотивировка, которой придерживались, имеет недостаток, заключающийся в следующем предположении: Статья 3 Конвенции в некотором смысле является заменой Статьи 2 Конвенции, и это так в силу того, что Европейский Суд не пришел к выводу, согласно которому имело место нарушение данной Статьи, замыкавшейся на Статью 3 Конвенции. Напротив, я полагаю, что это две независимые Статьи и что при ином положении дел было бы сделано диаметрально противоположное заключение, то есть вывод о нарушении Статьи 2 Конвенции, а не Статьи 3 Конвенции. Такой подход вовсе не обязателен, и нынешнее дело есть, как представляется, пример тому.
СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ
судьи сэра Стивена Седли
Статья 2 Конвенции
1. Я с некоторыми колебаниями присоединился к другим судьям Европейского Суда при установлении того, что отсутствует нарушение Статьи 2 Конвенции. Существенным основанием, при котором большинство пришло к выводу о нарушении Статьи 3 Конвенции и единогласно установило нарушение Статьи 13 Конвенции, состоит в том, что в конце концов заключенный с расстроенной психикой, известный своими намерениями совершить самоубийство и ожидавший окончания назначенного ему короткого срока заключения, был в административном порядке наказан за нарушение дисциплины и приговорен к еще одному, существенному по своей продолжительности, сроку, первую часть которого должен был отбывать в дисциплинарном изоляторе, не имея возможности опротестовать его и обратиться с просьбой о проведении проверки. Понятно, что эти факты рассматривались разошедшимися во мнениях членами Европейской Комиссии как признак нарушения Статьи 2 Конвенции. X. Родзакис (С. Rozakis), например, отмечал:
“… Власти, хотя и знали о суицидных намерениях Марка Кинана и имели в своем распоряжении средства предотвращения фатального инцидента, сделали свой выбор в пользу линии поведения, которая скорее способствовала, нежели препятствовала ему в попытке покончить с жизнью”.
2. В Статье 2 Конвенции содержится не общее утверждение права на жизнь, а конкретное обязательство подписавших Конвенцию государств по защите этого права с помощью закона. Вот почему факты, которые привели Европейский Суд к установлению нарушения Статьи 3 Конвенции, могли с не меньшим успехом рассматриваться как указывающие на нарушение Статьи 2 Конвенции. Тем не менее, в свете мнения других судей Европейского Суда о том, что причинная связь выявлена недостаточно, я не выразил своего несогласия.
Статья 3 Конвенции
3. По тем же самым причинам у меня были сомнения относительно установления нарушения Статьи 3 Конвенции. В день вынесения данного Постановления Европейский Суд все еще рассматривает, в ходе других разбирательств, вопрос о совместимости со Статьями 5 и 6 Конвенции системы, которая позволяет должностному лицу налагать на заключенного взыскание, связанное с утратой свободы, которое нельзя опротестовать. Воспринимая, следовательно, такую дисциплинарную систему как нечто должное, я могу усмотреть смысл в той точке зрения, согласно которой, коль скоро люди с расстроенной психикой остаются в числе заключенных в широком понимании, их нельзя выводить из-под действия положений регламента такой системы при условии, что тюремные врачи находят их достаточно здоровыми для наказания.
4. Более того, в отличие от большинства нарушений Статьи 2 Конвенции, нарушение Статьи 3 Конвенции не обусловлено несчастным случаем со смертельным исходом. И все же, если бы Марк Кинан не покончил с собой, нелегко предвидеть, как бы это дело выглядело при рассмотрении под углом зрения Статьи 3 Конвенции. Как Европейский Суд уже не раз заявлял, все виды наказания несут в себе унижающий достоинство характер. Более того, как подтверждает голосование по данному делу, нарушение Статьи 13 Конвенции требует не установленного, а лишь доказуемого нарушения предусмотренного Конвенцией важного права.
Все кончилось тем, что я, однако, проголосовал за установление нарушения Статьи 3 Конвенции, поскольку из фатального исхода очевидно, что подействовавший на этого психически больного заключенного и связанный с наказанием стресс оказался сильнее того воздействия, которое, как ожидалось, он выдержит. В свете неудовлетворительного наблюдения за его состоянием сочетание самого наказания с моментом его наложения может не без основания считаться бесчеловечным.
5. Это заключение, необходимо отметить, не зависит от последовавшей смерти. То, что такое или какое-либо не очень отличающееся от этого заключение могло бы дать ответ на вопрос о причинной связи в соответствии со Статьей 2 Конвенции и охарактеризовать случившееся как неспособность закона защитить право Марка Кинана на жизнь, нужно иметь в виду тем, кто наделен ответственностью в этой сфере государственного администрирования.
Статья 13 Конвенции
6. Хотя деньги иногда являются лишь формой получения возмещения несправедливости, из этого не следует, что содержащееся в Статье 13 Конвенции требование об эффективных средствах правовой защиты будет обязательно выполнено с помощью выплаты компенсации за ущерб. Нынешнее дело, по моему суждению, наглядно показывает, по крайней мере в двух отношениях, что эффективные средства правовой защиты могут заключаться в чем-то еще.
Марк Кинан
7. Только на основании стремления хоть как-то воздать страдавшему психическим расстройством заключенному за прибавление дней к его сроку, уже хочется сделать вывод о том, что имело место нарушение Статьи 13 Конвенции применительно к погибшему. Он не располагал эффективными средствами правовой защиты в отношении наказания, которое, предположительно, нарушило его право согласно Статьям 2 и 3 Конвенции (мы пока не знаем, были ли нарушены также Статьи 5 и 6 Конвенции). Из заключения старшего медицинского сотрудника тюрьмы Эксетера доктора Кита (на заключении которого базируется большая часть моих выводов), ясно следует, что состояние Марка Кинана и его поведение ни в коем случае не относятся к категории исключительных. Другие случаи будут различаться по степени, но отнюдь не по виду. Властям Соединенного Королевства выбирать, в какой степени логика решений Европейского Суда призывает либо к проведению автоматической проверки, либо к использованию права на незамедлительную апелляцию в отношении постановлений о добавлении дней к срокам наказания для заключенных определенных категорий в широком понимании.
Сьюзан Кинан
8. Касаясь вопроса о средстве правовой защиты (эти слова уместны с натяжкой) в отношении гибели Марка Кинана, я не считаю, что обращение в соответствии с внутренним законодательством его матери за денежной суммой могло рассматриваться не более чем эффективное средство правовой защиты, и я не думаю, что она смотрит на это именно так. Что необходимо в деле, подобном нынешнему, как уже несколько раз подчеркивал Европейский Суд, так это надлежащее и эффективное расследование вопроса об ответственности за такую смерть. Верно, это может принять форму иска об ущербе, если установление ответственности является неотъемлемым условием присуждения компенсации. Тут, однако, Европейский Суд пришел к выводу о том (и предложенная властями Соединенного Королевства из чрезвычайных фондов сумма справедливой компенсации подтверждает это), что незначительный размер компенсации для выплаты не являющейся иждивенкой родительнице, а именно заявителю в своем качестве представительницы интересов своего сына превращает побудившую ее к предъявлению иска причину в неэффективное средство правовой защиты, но не в том смысле, что более серьезная сумма превратила бы иск в эффективное средство правовой защиты, а в том смысле, что она слишком мала, чтобы заниматься этим. В самом деле, решения Апелляционного суда и Палаты лордов по делу “Хикс против главного констебля южного Иокшира” (Hicks v. Chief Constable of south Yorkshire) ([1992] 1 All ER 690, 2 AllER 65), заключающиеся в том, что полученные в результате столкновения и приведшие в считанные мгновения к смерти травмы не выигрышны с точки зрения получения компенсации, указывают на крайне малую вероятность того, что вообще будет предоставлена какая-либо компенсация за короткий период страданий перед ужасной смертью; а если компенсация и будет присуждена, в лучшем случае она может составить несколько сотен фунтов стерлингов.
9. Тем, что могло бы, однако, представлять собой эффективное средство правовой защиты, если говорить о нынешнем случае гибели человека, является расследование с его процедурой, которое могло бы обеспечить соблюдение прав и интересов людей, таких, как заявитель, причем данное расследование должно было бы быть наделено правом установить ответственных там, где это возможно. Общеизвестно, что практикуемые в Англии расследования в их сегодняшнем виде не в состоянии сделать это. И не потому, что Закон о коронерах 1988 года запрещает это: напротив, согласно положениям статьи 1l (5)(b)(ii) этот Закон требует, чтобы было сделано заключение относительно того, каким образом случилось так, что лицо постигла смерть, то есть данные положения дают возможность установить ответственных в любом конкретном случае. Так получается потому, что Правило 42 Регламента коронеров 1984 года, сформулированное в осуществление делегированных полномочий председателем Верховного суда, запрещает оформлять вердикт таким образом, чтобы имелись признаки установления гражданской ответственности или уголовной ответственности конкретного человека.
10. Европейский Суд не призван определять, как именно Соединенное Королевство должно соблюдать Статью 13 Конвенции после совершения в тюрьме самоубийства. Но можно отметить, что главенство Конвенции в силу Закона о правах человека 1998 года не способствовало тому, что такая проблема была поднята, как это бывает с другими проблемами, в пределах процессуальных действий и процедур, которыми располагают национальные суды в целях обеспечения соответствия Конвенции, потому что Статья 13 Конвенции не включена в гарантируемые Конвенцией права, которые перечислены в данном Законе. В результате требование статьи 3 Закона о том, что правовые нормы должны, насколько возможно, пониматься и использоваться таким образом, чтобы они были совместимы с перечисленными в Конвенции правами, никак не уполномочивает суды интерпретировать слова “каким образом” в статье 11 Закона о коронерах 1988 года в соответствии со Статьей 13 Конвенции. Следовательно, власти, а не суды в данном случае должны решать, каким образом воздать заявителю за то, что в ее распоряжении не было эффективного средства правовой защиты в отношении совершения ее сыном самоубийства во время пребывания в заключении.
СОВМЕСТНОЕ ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ
судей В. Фюрмана и П. Куриса
Большинство Палаты Суда пришло к заключению о том, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции применительно к утверждениям заявителя, согласно которым ее сын подвергался бесчеловечному и унижающему достоинство обращению со стороны тюремных властей в мае 1993 года. К нашему сожалению, мы не можем разделить это мнение.
1. Большинство Палаты Суда считало, что наложение на Марка Кинана серьезного дисциплинарного взыскания тюремными властями было несовместимо с тем обращением, которое требуется в отношении психически больного человека и которое, следовательно, должно рассматриваться как бесчеловечное и унижающее достоинство обращение и наказание по смыслу Статьи 3 Конвенции. По мнению большинства, имело место недостаточно организованное наблюдение за состоянием его здоровья, в его освидетельствовании не участвовал квалифицированный психиатр, а лечение грешит значительными упущениями в части медицинского ухода, который должен быть налажен за психически больным человеком, склонным к совершению самоубийства.
2. Как правильно отмечается в § 108 настоящего Постановления, жестокое обращение должно выражаться в минимальном уровне жестокости,чтобы говорить о нем с точки зрения Статьи 3 Конвенции. Оценка этого уровня относительна: он зависит от всех обстоятельств дела, таких, как продолжительность лечения, его физическая и психиатрическая эффективность, а в некоторых случаях этот уровень может зависеть от пола, возраста и состояния здоровья жертвы.
Государство призвано обеспечить, чтобы человек содержался под стражей или в заключении в условиях, которые совместимы с уважением его достоинства, и делать это таким образом, чтобы способ или методика исполнения вынесенного наказания не подвергали этого человека переживаниям и лишениям в такой степени, которая превышает неизбежный уровень переживаний, присущий пребыванию в заключении, чтобы при всех практических требованиях, связанных с заключением, был обеспечен необходимый уровень состояния здоровья и благополучия и, среди прочего, соответствующее медицинское обслуживание (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу “Кудла против Польши” (Kudla v. Poland), жалоба № 30210/96, ECHR 2000-XI, § 94 etseq).
Решающим моментом является то, были ли признаки физического или психического характера, которые заставили или должны были заставить тюремные власти осознать, что существовала опасность острых и тяжелейших переживаний в результате принятия меры, о которой шла речь (см. Решение Европейского Суда по делу “Боллан против Соединенного Королевства” (Bollan v. United Kingdom), жалоба № 42117/98,ECHR2QOO–V).
3. Мы разделяем мнение большинства Европейской Комиссии относительно того, что в деле Марка Кинана нет полновесных доказательств того, что накануне своей гибели Марк Кинан очень сильно страдал и испытывал муки, которые можно было отнести на счет условий его содержания в заключении.
Нужно отметить, что в день, когда он совершил самоубийство, в 18:25, утром его посетил доктор Бикертон, который нашел его спокойным, вежливым и расслабленным, а затем у него побывал заместитель начальника тюрьмы МакКом, с которым он имел беседу относительно своего права на приобретение табачных изделий и который тоже нашел его расслабленным. Последним, кто его видел во второй половине того же дня, был его приятель, который пробыл у него около двадцати минут, и у которого сложилось впечатление, что Марк Кинан пребывал в хорошем настроении, за исключением некоторой обеспокоенности тем, что к сроку пребывания в тюрьме ему добавили 28 дней. Этот посетитель ушел с надеждой на ближайшую встречу, которая должна была состояться в следующую субботу. Как вспоминал один из сотрудников тюрьмы, который отводил Марка Кинана обратно в его камеру после этого посещения, тот был в прекрасном настроении и очень разговорчив.
С учетом этих обстоятельств мы не можем не прийти к выводу о том, что тюремные власти не имели оснований полагать, что Марк Кинан находился на рискованной грани совершения самоубийства, а также о том, что они сделали все, чего можно было с основанием ожидать от них. Те же самые аргументы говорят в пользу нашего вывода, согласно которому не было нарушения Статьи 3 Конвенции, и, подобно большинству в Европейской Комиссии, мы не можем отыскать достаточных оснований для того, чтобы прийти к заключению, имея соответствующие неопровержимые доказательства, о том, что пребывание Марка Кинана в изоляторе носило форму обращения той степени жестокости, какая запрещена положениями Статьи 3 Конвенции.
Перевод с французского Д. Юзвиков