Z. и другие против Соединенного Королевства

ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА

Z. И ДРУГИЕ ПРОТИВ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА

ЖАЛОБА № 29392/95

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ СУДА

10 мая 2001 г.

 

СТРАСБУРГ

 

По делу “Z. и другие против Соединенного Королевства” Европейский Суд по правам человека, заседая Большой Палатой в составе:

Л. Вильдхабера, Председателя,

Э. Пальм,

Х.Л. Розакиса,

Ж.-П. Коста,

Л. Феррари Браво,

Л. Кафлиша,

П. Куриса,

И. Касадеваля,

Б. Цупанчича,

Н. Ваич,

Дж. Хедигана,

В. Томассен,

М. Цацы-Николовской,

Э. Левитса,

К. Трайя,

А. Ковяера, судей,

Леди-судьи Арден, судьи ad hoc,

а также при участии П.Дж. Махони, Секретаря-Канцлера Суда,

заседая 28 июня 2000 г., 11 октября 2000 г. и 4 апреля 2001 г. за закры­тыми дверями, вынес на последнем заседании следующее Постановление:

ПРОЦЕДУРА

1.  Дело было передано в Европейский Суд 25 октября 1999 г. в соот­ветствии с положениями, применявшимися до вступления в силу Прото­кола № 11 к Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод Европейской Комиссией по правам человека (пункт 4 Статьи 5 Протокола № 1 к Конвенции и бывшие Статьи 47 и 48 Конвенции).

2.  Дело было инициировано жалобой (№ 29392/95), поданной 9 ок­тября 1995 г. в Европейскую Комиссию против Соединенного Королев­ства Великобритании и Северной Ирландии его пятью подданными — Z., А, В., С. и D.

3. Заявители утверждали, что местные власти не предприняли адекват­ных мер по их защите в отношении тяжкой небрежности и злоупотреб­лений, которым заявители подвергались ввиду жестокого обращения с ними их родителей, и что они не могли обратиться в суд или обладать эффективными средствами правовой защиты в связи с этим. Они ссыла­лись на Статьи 3, 6, 8 и 13 Конвенции.

4.  26 мая 1998 г. Европейская Комиссия объявила жалобу приемлемой для рассмотрения по существу. 6 сентября 1999 г. согласно пожеланиям при­емных родителей D. Европейская Комиссия приняла решение о том, что D. более не является заявителем. В своем докладе от 10 сентября 1999 г. (бывшая Статья 31 Конвенции) она выразила единодушное мнение о том, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции, что не возникает отдельного вопроса по Статье 8 Конвенции, что имело место нарушение Статьи 6 Конвенции и что не возникает отдельного вопроса по Статье 13 Конвенции.

5.  В Европейском Суде заявителям была предоставлена правовая по­мощь. Председатель Европейского Суда удовлетворил их просьбу не рас­крывать их имена (пункт 3 Правила 47 Регламента Суда).

6. 6 сентября 1999 г. Большая Палата приняла решение, что дело долж­но быть рассмотрено ею (пункт 1 Правила 100 Регламента). Состав Боль­шой Палаты был определен в соответствии с положениями пунктов 2 и 3 Статьи 27 Конвенции и Правила 24 Регламента. Председатель Европей­ского Суда принял решение, что в интересах надлежащего отправления правосудия дело должно быть рассмотрено тем же составом Большой Палаты, что и дело “Т.Р. и К.М. против Соединенного Королевства” (Т.Р. and K.M. v. United Kingdom) (жалоба № 28945/95) (Правило 24, пункт 2 Правила 43 и Правило 71 Регламента). Сэр Николас Братца, судья, из­бранный от Соединенного Королевства, принимавший участие в рассмот­рении дела Европейской Комиссией, отказался от участия в рассмотрении дела в Большой Палате (Правило 28 Регламента). Соответственно, власти Соединенного Королевства назначили Леди-судью Арден (Arden) прини­мать участие в рассмотрении дела в качестве судьи ad hoc (пункт 2 Статьи 27 Конвенции и пункт 1 Правила 29 Регламента).

7.  Заявитель и власти Соединенного Королевства направили в пись­менном виде свои замечания по существу. Были получены также замеча­ния третьей стороны — от директора Программы международных прав детей профессора Дж. ван Бюрена (G. Van Bueren) из Лондонского уни­верситета (University of London), которому Председатель Европейского Суда разрешил присоединиться к письменному разбирательству по делу (пункт 2 Статьи 36 Конвенции и пункт 3 Правила 61 Регламента).

8.  Слушание дела проводилось 28 июня 2000 г. во Дворце прав чело­века в Страсбурге (пункт 2 Правила 59 Регламента).

В Европейский Суд явились:

(а) от властей Соединенного Королевства:

С. МакГрори (S. McGrory), Уполномоченная Соединенного Королевства при Европейском Суде по правам человека, Министерство иностранных дел и по делам Содружества,

Д. Андерсон (D. Anderson), Королевский адвокат, Министерство ино­странных дел и по делам Содружества,

Дж. Стратфорд (J. Stratford), советник, Министерство иностранных дел и по делам Содружества,

С. Райан (S. Ryan), советник, Министерство иностранных дел и по делам Содружества,

Дж. Грей (J. Grey), советник, Министерство иностранных дел и по делам Содружества,

М. Мермейн (М. Murmane), советник, Министерство иностранных дел и по делам Содружества;

(b) от заявителя:

Б. Эммерсон (В. Emmerson), Королевский адвокат, советник, П. Вуд (P. Wood), солиситор,

 

М. Моэн (М. Maughan), солиситор,

 

Э. Гамбел (Е. Gumbel), Королевский адвокат,

Н. Моул (N. Mole), советник из организации “ЭЙР Центр” (AIRE Centre).

Европейский Суд заслушал обращения Б. Эммерсона и Д. Андерсона.

ФАКТЫ

I. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ДЕЛА

 

9.  Заявители — четверо родных братьев и сестер: Z. — девочка 1982 года рождения;

A.  — мальчик 1984 года рождения;

B.  — мальчик 1986 года рождения;

C.  — девочка 1988 года рождения.

10.  Родители заявителей поженились в ноябре 1981 года.

11.  На семью впервые обратили внимание социальные службы в ок­тябре 1987 года после визита инспектора здравоохранения ввиду заботы о детях и семейных проблем. Сообщалось, что Z. по ночам таскает еду. По направлению социальных служб 24 ноября 1987 г. была проведена встреча специалистов, в которой участвовали соответствующие органы и на которой было решено, что семью должны посещать социальный ра­ботник и инспектор здравоохранения. Семью проверяли на следующей встрече, состоявшейся в марте 1988 года, и оказалось, что проблемы ис­чезли, дело было закрыто.

12.  В сентябре 1988 года один из их соседей сообщил, что дом закры­вается и дети остаются на улице практически весь день.

13. В апреле 1989 года полиция сообщала, что спальные комнаты детей были грязными. Семейный врач также сообщал, что спальные комнаты детей были грязными и двери оставались закрытыми. Учитель детей Армс­тронг (Armstrong) выразила беспокойство в мае 1989 года и потребовала созвать специалистов для рассмотрения дела. В июне 1989 года Нацио­нальное общество по недопущению жестокого обращения с детьми (Na­tional Society for the Protection of Cruelty to Children) и группа работников по особым ситуациям провели встречу по жалобам соседей на то, что дом -грязный и что дети проводят большую часть дня в своих спальных ком­натах, им не позволяется играть на улице, они часто плачут. В августе 1989 года бабушка детей со стороны матери обратилась с жалобой в со­циальные службы на то, что мать не заботится о детях, и на дисциплину детей.

14.  4 октября 1989 г. на встрече специалистов, на которой присутст­вовали сотрудники социальных служб, учитель заявителей, семейный врач и инспектор по здравоохранению, было решено, что в семью не будет направлен социальный работник. Школе было поручено наблюдать за весом старших детей, а инспектор по здравоохранению должен был про­должать регулярно посещать семью. Было решено, что данная проблема касалась ограниченной небрежной заботы о детях, нежели физического злоупотребления, и что родителям будут помогать для лучшего осущест­вления ими их обязанностей.

15.  В октябре 1989 года, когда заявители были на каникулах, их дом был ограблен. Войдя в него, полиция обнаружила, что он очень грязный. Использованные гигиенические женские прокладки и грязные салфетки были оставлены на серванте, а матрасы детей были мокрыми от мочи. 13 декабря 1989 г. на встрече специалистов инспектор по здравоохранению потребовала внесения четырех старших детей в Реестр по защите детей, поскольку она считала, что их мать не могла осуществлять заботу о них. Данное предложение было отклонено. Однако в семью была направлена помощник по социальной работе М. (М.). На встрече не считали целесо­образным созывать конференцию по данному делу на этой стадии. До встречи Z. и А. сообщили учителю, что А. обжегся кочергой. Было решено, что данное утверждение будет рассмотрено.

16.  23 марта 1990 г. на встрече специалистов были отмечены улучше­ния в отношении чистоты дома, постельное белье детей было дважды обнаружено чистым. Однако докладывалось, что Z. и А. достают еду из мусорных баков в школе. Это было расценено как тревожный фактор, особенно потому, что ожидалось рождение еще одного ребенка.

17.  И июля 1990 г. на встрече специалистов учитель детей сообщила об ухудшении благосостояния детей; Z. и А. продолжали брать еду из мусорных баков в школе, а А. сильно пачкался. М. посещала семью еже­недельно на данной стадии и сообщала, что проверяла спальные комнаты детей. Она отмечала, что дети ели примерно в 16:00 — 16:30, а после этого не ели до утра. Детей также отправляли спать в 18:00. Было запланировано предоставить матери заявителей дальнейшую помощь через доброволь­ческие агентства.

18.  Примерно в сентябре 1990 года докладывалось, что А. и В. имели кровоподтеки на лицах. Сотрудники полиции провели расследование после того, как соседи сообщили о криках из дома заявителей, но не установили следов кровоподтеков. Они доложили в социальные службы, что “условия в доме были ужасающими и не подходили для проживания детей”.

19.  3 октября 1990 г. на следующей встрече специалистов помощник по социальной работе М. утверждала, что ей известно о том, что дети ходят грязными, и об отсутствии интереса к этому у их матери. Очевидно, дети испражнялись в своих спальнях и размазывали экскременты по окнам. Учитель выразила озабоченность, особенно состоянием А. и В., и утверждала, что дети рассказывали о деревянных строительных материа­лах, которыми были закрыты двери в их спальни. Было решено продол­жить наблюдение за детьми.

20.  5 декабря 1990 г. на встрече специалистов было принято решение провести конференцию по данному делу в январе 1991 года как результат озабоченности воспитанием детей и состоянием их спальных комнат. М. утверждала, что состояние спальной комнаты мальчиков значительно ухудшилось. Она нашла комнаты сырыми и зловонными. Кровать А. была сломана, и из нее торчал металлический прут. Постельное белье было сырым и грязным, на нем были следы земли.

21.  В докладе от 24 января 1991 г. учитель указывала, что А. плохо выглядел, был часто грязным и постоянно лазил по мусорным бакам на игровой площадке в поисках яблочных огрызков. Z. была грустной, ей не хватало жизненности, она часто и неожиданно плакала, все больше от­странялась от девочек-сверстниц после неприятных инцидентов, в кото­рых были сделаны нелицеприятные оценки ее внешнего вида. В. был одиноким, грустным и перепачканным. Он регулярно становился без­участным, часто плакал и просил взрослых о физической помощи. Каза­лось, что он тоже просил еды. Она пришла к выводу, что до сих пор существует проблема того, что потребности детей адекватно не удовле­творены и что домашние условия и положение в семье оставляют желать

лучшего.

22.  28 января 1991 г. на конференции по данному делу М. утверждала, что в спальной комнате мальчиков не было освещения, ковра или игрушек и что их постельное белье было сырым, зловонным и испачканным. Их мать не меняла им белье. Их учитель утверждала, что Z. часто плакала и была замкнутой, А. лазил по школьным мусорным бакам и был всегда грязным, а В. был очень замкнутым, требовал к себе внимания и посто­янно был сильно голоден. Председатель конференции пришел к выводу о том, что несмотря на многие вопросы по воспитанию заявителей и условиям в их доме, имеется недостаточно доказательств для обращения в суд. Казалось, родители не намеренно пренебрежительно относились к детям и, принимая во внимание их собственное плохое воспитание, счи­тали, что они делают все, что могут, и что необходима дальнейшая помощь в целях улучшения положения. Было решено не заносить детей в Реестр по защите детей.

23.  5 марта 1991 г. у В. были обнаружены “необычные” кровоподтеки на спине.

24.  На следующей встрече социальных служб в апреле 1991 года не было отмечено изменений в условиях проживания детей. Учитель детей заявила, что Z. и А. продолжают лазить за едой в мусорные баки и что А. становится все более замкнутым. М. докладывала, что мать заявителей утверждала, что дети подбирают еду из мусорных баков на парковке по

пути в школу.

25.  В июле 1991 года мать заявителей сообщила социальным службам, что детям было бы лучше проживать под опекой. 12 августа 1991 г. в социальные службы позвонил сосед заявителей, который утверждал, что детей постоянно запирают на грязном заднем дворе, что они постоянно плачут и что они длительное время содержатся в своих спальных комнатах, в которых они размазывают фекалии по окнам. Позже бабка и дед заяви­телей со стороны матери заявили опекуну ad item, что мать обращалась с Z. как с маленькой слугой, и Z. должна была очищать окна от фекалий.

26.  С 19 по 28 августа 1991 г. трое старших детей провели некоторое время с воспитателями во временных воспитательных учреждениях. Вос­питатели докладывали, что А. не знал до того, как к ним попал, как мыться, принимать ванну и чистить зубы. Он мочился в постель каждую ночь и воровал еду у своего брата. В. описывался как “очень напуганный. Он не мог понять, как он мог играть в саду и дверь при этом оставалась бы открытой, чтобы он мог войти, тогда как он привык, что она закрыта”. Его также научили правильно пользоваться туалетом и мыться.

27.  18 сентября 1991 г. на встрече специалистов М. заявила, что усло­вия, в которых спят дети, являются ужасными. Матрасы в спальной ком­нате мальчиков были рваными, и прутья торчали из них. Мальчики во­ровали еду, за этим также заставали С. Их мать утверждала, что она не может их контролировать. Было решено не проводить встречу по защите детей, а провести месячную проверку веса троих старших детей в школе, а инспекторы по здравоохранению должны были проверять вес двух млад­ших детей. Было решено, кроме того, направлять Z., А. и В. во временные воспитательные учреждения на каникулы, а также на выходные раз в месяц.

28.  В ноябре—декабре 1991 года у С. было обнаружено развивающееся косоглазие. Ее мать не приходила с ней на прием в поликлинику в течение следующих месяцев.

29.  Как было сообщено на встрече специалистов 21 ноября 1991 г., мать заявителей сказала, что не может контролировать поведение детей, поскольку они отказывались идти спать, когда им об этом говорили, и воровали еду. Было установлено, что дом находился в приемлемом состо­янии, хотя условиям в спальной комнате мальчиков все еще следует уде­лить внимание. Вес детей записывался. Было отмечено, что Z. прибавила в весе за последние два месяца один килограмм, в то время как за пос­ледние два года она набрала лишь один килограмм двести пятьдесят грам­мов. А. за год поправился только на один килограмм пятьсот граммов. В. набрал за год двести пятьдесят граммов, и его рост составляет 50 процентилей^[1]. Вес С. составлял 25 процентилей. Велось обсуждение вопроса о том, что троих старших детей следует поместить под попечительство мест­ных органов власти, чтобы позволить их матери “встать на ноги”. Соци­альные службы установили шестимесячный срок, в то время как врач рекомендовал срок от восемнадцати месяцев до двух лет.

30.  В декабре 1991 года социальный работник ознакомил мать заяви­телей с планом оказания ей помощи в ведении покупок, расходовании денег и приготовлении еды.

31. Z., А. и В. были размещены у добровольцев с января про март 1992 года и за это время набрали вес. В марте и апреле 1992 года их мать осведомлялась о том, могли ли мальчики, А. и В., быть усыновлены.

32.  14 января 1992 г. С. стала ходить в ясли при семейном центре. Было отмечено, что она была необщительной, ее развитие отставало, она не умела делиться с другими, плохо говорила.

33.  9 марта 1992 г. на следующей встрече специалистов было решено, что необходимо прибегать и далее к временным воспитательным учреж­дениям. Вес детей был зафиксирован, наблюдалось его увеличение у Z., А. и В.

34.  Родители детей развелись в апреле 1992 года.

35.  30 апреля 1992 г. на встрече специалистов было решено, что целе­сообразно последовать просьбе матери заявителей и направить А. и В. на усыновление. Учитель затронула вопрос основополагающей роли заботы матери о детях, в частности, в связи с положением Z. в семье и ее мате­ринской ролью, которую она играла. М. сообщала, что положение А. и В. в семье было ужасающим.

36.10 июня 1992 г. мать заявителей попросила поместить детей под опеку, поскольку она не могла с ними справиться. Она утверждала, что если их у нее не заберут, она их будет бить. Заявители были помещены во временное воспитательное учреждение. 22 июня 1992 г. после проведения встречи по защите детей заявители были внесены в Реестр по защите детей в категории пренебрежение и эмоциональное злоупотребление.

37.  Заявители были раздельно направлены во временные воспитатель­ные учреждения. Сразу было отмечено, что у Z. грязная поношенная одежда. Она утверждала, что ей не хотелось бы жить со своими братьями и сестрами, поскольку ей постоянно приходилось присматривать за ними. А. каждую ночь мочился в постель, избегал физических контактов и стра­дал от ночных кошмаров. В. не знал, как пользоваться туалетом и туалет­ной бумагой. С. быстро привыкла к своим приемным родителям.

38.  8 октября 1992 г. местные власти приняли решение о необходи­мости установления опеки над детьми. 7 декабря 1992 г. были приняты временные решения об этом.

39.  Инспектор ad litem, назначенный 18 января 1993 г., рекомендовала установить опеку над всеми заявителями в целях их защиты от дальнейшего причинения вреда. Она утверждала, что существовало “изобилие доказа­тельств того, что дети подвергались физическому и психическому жестокому обращению”. Как она отметила, родители не следили за их здоровьем и постоянно не являлись на приемы к врачам, в частности, к оптику.

40.  В январе 1993 года все заявители были осмотрены доктором Дорой Блэк (Dora Black), консультантом по детской психиатрии. Доктор Блэк утверждала, что трое старших детей проявляли признаки физиологичес­кого расстройства. У Z. были явные признаки тяжелой депрессии, она ощущала ответственность за свою семью и за ее разрушение. Отношение ее матери к ней могло быть описано как грубое и эмоционально насиль­ственное. У А. и В., страдавших ночными кошмарами, были обнаружены признаки посттравматического стресса, а А. находился в хронически по­давленном состоянии. Доктор Блэк отметила, что все дети были лишены любви и физической заботы. Она описывала их жизненный опыт как “притупленный, ужасающий” и добавляла, что данный случай был наи­худшим проявлением пренебрежения и эмоционального жестокого обра­щения, с которым она когда-либо сталкивалась на протяжении своей профессиональной деятельности.  По ее мнению, социальные службы “в прошлом склонялись к тому, чтобы избежать внесения этих детей в Реестр по защите детей, и слишком затянули с этим, в результате чего как минимум у троих детей появились признаки тяжелого психологического расстройства”.

41.  14 апреля 1993 г. судья Тайрер (Тугег), заседая в Суде графства Милтон Кейнс (Milton Keynes), принял решение об установлении полной опеки над заявителями.

42.  В июне 1993 года Государственный солиситор, выступая в качестве заступника заявителей, возбудил разбирательство против местных влас­тей, потребовав возмещения ущерба за небрежность и нарушение закон­ной обязанности, утверждая, что власти не уделили внимания благосо­стоянию заявителей, как того требует закон, и должны были действовать быстрее и эффективнее, когда они были проинформированы о положении заявителей. Утверждалось, что бездействие местных властей причинило психологический вред заявителям. 12 ноября 1993 г. судья Тайрер откло­нил иск как не имеющий оснований.

43. Заявители обжаловали это решение в Апелляционный суд, который 28 февраля 1994 г. подтвердил решение судьи Тайрера отклонить иск.

44.  Заявители подали жалобу в Палату лордов. 29 июня 1995 г. Палата лордов отклонила их жалобу, признав, что иск не может быть подан против местных властей ввиду пренебрежения или нарушения законной обязанности в отношении невыполнения их обязательства касательно благосостояния детей в соответствии с Законом об охране детства (Children Act) 1989 года в части опеки. Дело было включено в сборник прецедентов как дело “X. и другие против Совета графства Бедфордшир” (X. and Others v. Bedfordshire County Council) ([1995] 3 All England LawReports 353).

45.  Лорд Браун-Уилкинсон (Browne-Wilkinson) составил постановле­ние. В отношении жалобы на нарушение законной обязанности он заявил,inter alia:

“…Я хочу начать с того, что данные законы касаются установления ад­министративной системы, предназначенной для обеспечения социального благосостояния общества. Этот сектор благосостояния является особо уяз­вимым, включающим крайне сложные решения о соблюдении баланса между защитой ребенка от непосредственно угрожающего вреда и разрушением отношений между ребенком и родителями. По моему мнению, в данном контексте требуется исключительно точный язык закона, указывающий на намерение Парламента, состоящее в том, что лица, ответственные за выпол­нение этих сложных функций, должны нести ответственность за причинен­ный ущерб, если в результате расследования в отношении прошлых событий окажется, что они пришли к неверному выводу и, таким образом, не выпол­нили свои законные обязанности….

/…/

Возвращаясь к формулировке, используемой в законодательстве, созда­ющей обязанности, упоминаемые в моем постановлении, отмечу, что она не соответствует какому-либо намерению создать основания для подачи част­ноправового иска”.

46. Касаясь утверждений о том, что местные власти несут обязанность по осуществлению опеки над заявителями на основании деликта, состо­ящего в небрежности, судья Браун-Уилкинсон отметил, inter alia:

“Я склонен полагать, что в соответствии с общими принципами, уста­новленными в деле “Капаро” (Сараю [1990]2 АС605), местные власти… несут обязанность по осуществлению опеки над заявителями. Местные власти при­знают, что они могли предвидеть ущерб, причиненный заявителям, если бы они исполняли свои законные обязанности небрежно, и что отношения между властями и заявителями достаточно определенные. Третье требование, установленное в деле “Капаро”, — это то, что было бы справедливо и обо­снованно применять обязательство из общего права по осуществлению опеки при любых обстоятельствах…

Председатель Апелляционного суда выразил мнение, с которым я согла­сен, что соображения публичной политики, в первую очередь требующие соблюдения закона, состоят в том, что правонарушения должны быть устра­нены и что требуются хотя бы потенциальные контрсоображения, чтобы превзойти такую политику (см. [1994] 4 AER 602 at 619). Однако в постанов­лении я указываю на такие соображения по настоящему делу.

Во-первых, в моем постановлении обязанность из общего права по осу­ществлению опеки противопоставляется всей законной системе, созданной для осуществления защиты детей, которым угрожает опасность. Как резуль­тат инструкций министерств, содержащихся в Инструкции “Работающие вместе” (Working Together), защита таких детей не является исключительной сферой деятельности социальных служб местных властей. Данная система взаимосвязанна и включает в себя полицию, образовательные учреждения, врачей и т.д. На всех стадиях в системе используются совместные обсужде­ния, совместные рекомендации и совместные решения. Ключевой организа­цией является Конференция по защите детей — многопрофильный орган, который принимает решения, следует ли вносить детей в Реестр по защите детей. Данная процедура, проводимая совместно, происходит не только по­тому, что это хорошая практика, но и потому, что она необходима ввиду Инструкции, имеющей силу закона и обязательной для местных властей. Инструкция “Работающие вместе” чрезвычайно подробна и пространна: ее текущая редакция состоит из 126 страниц. Введение в данную систему обя­занности из общего права по осуществлению опеки, налагаемой только на один из участвующих органов, было бы явно несправедливо. Установление такой обязанности на все участвующие органы привело бы к практически неразрешимым проблемам по освобождению соответствующих органов от ответственности как целиком, так и путем распределения ее при вынесении решения, признанного небрежностью.

Во-вторых, задача местных властей и их служащих при рассмотрении вопросов, связанных с опасностью, угрожающей детям, является крайне де­ликатной. Закон требует от местных властей принимать во внимание не только физическое благосостояние ребенка, но и преимущества, получаемые при сохранении атмосферы семьи ребенка… В деле о злоупотреблениях в отношении одного ребенка местные власти обвиняют в опрометчивом изъ­ятии ребенка из семьи, в другом — в том, что ребенка не забрали у его матери. Как сказано в докладе об исследовании злоупотреблений в отношении детей в Кливленде (Report of the Inquiry into Child Abuse in Cleveland) 1987 года (далее — Кливлендский доклад 1987 года) на странице 244:

“… Очень щекотливо и сложно провести линию между слишком быстрым предпринятием действий и предпринятом действий не до­статочно быстрым. Социальные службы при осуществлении потреб­ностей детей, в первую очередь должны уважать права родителей; они также должны по возможности работать с родителями на благо детей. Таким родителям очень часто самим нужна помощь. Неизбежно между этими целями возникает определенной степени конфликт”.

Далее, если ответственность за ущерб должна возлагаться, местные власти должны принять также более осторожный и защитный подход к своим обязанностям. Например, как ясно указано в Кливлендском докладе 1987 года, иногда быстрое принятие решений по удалению ребенка от семьи является жизненно важным. Если на власти налагается ответствен­ность за ущерб, причиненный ввиду небрежного решения об изъятии ре­бенка из семьи (такая небрежность лежит в непроведении расследования утверждений о нарушении), появится существенное искушение отложить принятие этого решения до тех пор, пока не будет проведено расследование в целях получения более точных фактов. В результате такой задержки не только будет нанесен вред ребенку, который действительно подвергается жестокому обращению, но и увеличивающийся объем работы при прове­дении подобных расследований сократит время рассмотрения других дел по другим детям.

Отношения между социальным работником и родителями ребенка зачас­тую конфликтны, поскольку родители желают сохранить за собой право воспитания детей, а социальный работник должен рассматривать вопрос о необходимости лишения их такого права. Это служит плодородной почвой для появления неприязни и тяжб, часто безнадежных, стоимость которых как в денежном эквиваленте, так и в смысле человеческих ресурсов будет далека от исполнения своих функций социальными службами, для чего они и пред­назначены. Предвидение обременительных и дорогостоящих тяжб часто при­водится как причина для неустановления такой обязанности. Но обстоятель­ства дел, в которых имело место жестокое обращение с детьми, говорят о высокой степени опасности, которую нельзя игнорировать.

Если не существует иных способов правовой защиты при неправиль­ном функционировании законной системы защиты детей, должны быть предоставлены убедительные доводы для установления обязанности по осуществлению опеки. Но процедуры законных жалоб, установленные ста­тьей 76 Закона 1980 года, и более подробные процедуры, доступные в настоящее время согласно Закону 1989 года, предусматривают проведение расследований по жалобам, хотя и не определяют предоставление компен­саций. Далее было отмечено (и это не оспаривалось), что омбудсмен мест­ных властей имеет полномочия на проведение расследований по подобным делам.

Наконец, решение Палаты лордов по делу “Капаро” устанавливает, что при решении вопроса об установлении новых категорий небрежности суд должен следовать по нарастающей и по аналогии с уже определенными ка­тегориями. Мы не имеем ссылок на какие-либо категории дел, в которых было установлено наличие обязанности по осуществлению опеки, что было бы аналогией настоящему делу. И здесь заявители впервые стремятся при­менить обязанность из общего права по осуществлению опеки в отношении исполнения законной схемы социального благосостояния. Такая схема пред­назначена для защиты более слабых членов общества (детей) от вреда, при­чиняемого им другими лицами. Данная схема включает в себя исполнителей, осуществляющих дискреционные полномочия, которые не могут существовать в частноправовом секторе и которые во многих случаях приводят их к конфликту с теми, кто согласно общему праву ответствен за благосостояние детей. По моему мнению, наиболее близкой аналогией являются дела, в которых обязанность из общего права по осуществлению опеки пытались наложить на полицию (в целях защиты уязвимых категорий общества от правонарушений, совершаемых против них другими членами общества) или на законных регуляторов финансового оборота, которые стремятся защитить инвесторов от мошенничества. Ни в одном из таких дел не было расценено целесообразным устанавливать законный режим обязанности из общего права по осуществлению опеки, который бы служил основанием для подачи иска о возмещении ущерба ввиду неосуществления защиты слабого от пра­вонарушителя…. По моему мнению, суды должны с величайшей тщательнос­тью рассмотреть дело, прежде чем установить ответственность за небреж­ность лиц, на которых Парламентом возложена задача защиты общества от правонарушений”.

47.  К этому времени две девочки, Z. и С., были удочерены. Мальчики А. и В. сначала были переданы в воспитательные учреждения. После того, как в июле 1995 года воспитательное учреждение, в котором находился В., закрылось, мальчика поместили в клинику. Через два года его снова передали приемным родителям, с которыми он и оставался, посещая школу для детей со специальными потребностями. В январе 1996 года А. был помещен в клинику, где он находился в течение двух лет. Его поме­щали в ряд воспитательных учреждений, которые закрывались. Записи показывали, что за восемь лет он побывал в двенадцати воспитательных учреждениях. В настоящее время он находится в детском доме.

48.  В марте 1996 года от имени всех детей органами опеки и попе­чительства, которым местные власти делегировали некоторые обязан­ности, были поданы жалобы в Комитет по компенсациям за ущерб, причиненный в результате преступной деятельности (Criminal InjuriesCompensation Board). Было заявлено от имени Z., что она пострадала от жестокого пренебрежения и хронических лишений, и это, скорее всего, приведет к необходимости оказания ей помощи специалистом в ее подростковом возрасте, периоде жизни, когда эмоциональное отобра­жение жестокого обращения может проявиться; от имени А., что он пострадал от физических лишений, эмоционального насилия, физи­ческого насилия и, возможно, полового насилия — он постоянно стра­дал от физических ран и все еще проходил лечение у детского психи­атра; от имени В., что он пострадал от чрезвычайных физических и эмоциональных лишений и у него обнаружены следы полового наси­лия, — он также постоянно страдал от физических ран и все еще про­ходил лечение; и от имени С., что она пострадала от чрезвычайных физических и эмоциональных лишений, и в дополнение к этому ее потребность в лечении зрения не была удовлетворена ее родителями.

49.  В феврале 1997 года Комитет присудил 1000 фунтов стерлингов Z., 3000 фунтов стерлингов А. и 3000 фунтов стерлингов В. за вред, причи­ненный им с 1987 по 1992 год; 2000 фунтов стерлингов С. за вред, при­чиненный с 1988 по 1992 год. В письме Комитета Государственному со­лиситору от 20 мая 1998 г. утверждалось:

“Члены Комитета, рассматривавшего дело, признали, что дети подвер­гались ужасающему пренебрежению на протяжении длительного времени, но объяснили их адвокатам, что Комитет не может присудить компенсацию до тех пор, пока из всех доступных доказательств не будет ясно, что заяви­телям причинен вред — физический или психологический, непосредственно вытекающий из совершенного преступления… Тем не менее, он убежден, что помимо “пренебрежения” детям причинен определенный физический и пси­хологический вред, что позволило Комитету присудить компенсацию каж­дому ребенку…”.

II. ПРИМЕНИМОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛ ЬСТВО

 

А. Обязанность местных властей по обеспечению опеки над детьми

50. До вступления в силу 14 октября 1991 г. действующего ныне зако­на — Закона об охране детства 1989 года — обязанность местных властей в отношении опеки над детьми определялась Законом об опеке над детьми 1980 года.

Статьи 1 и 2 Закона об опеке над детьми 1980 года устанавливали следующее:

“1. Местные органы власти несут ответственность за предоставление такой консультации, руководства или помощи, которые могут способство­вать улучшению благосостояния детей путем снижения необходимости по­мещать их под опеку или находиться под опекой.

2. (1) Если местные органы власти полагают в отношении ребенка, про­живающего в их местности, возраст которого, как представляется, менее семнадцати лет, —

(a)  что у него нет родителей либо опекунов или он брошен или был брошен родителями или опекуном или потерялся;

(b) что его родители или опекун не могут постоянно или временно предо­ставить ему надлежащее жилье, материальную поддержку и воспитание по причине либо психического или физического заболевания, либо немощи или иной неспособности, либо иных обстоятельств;

(c)  в каждом из этих случаев вмешательство местных органов власти в соответствии с настоящей статьей является необходимым для помещения ребенка под опеку на основании настоящей статьи”.

51.  Статья 17 Закона об охране детства 1989 года предусматривает, inter alia:

” 17. Предоставление услуг нуждающимся детям, их семьям и иным лицам

(1) Общей обязанностью местных органов власти (в дополнение к иным обязанностям, налагаемым на них согласно настоящей Части) является:

(a) обеспечение улучшения благосостояния нуждающихся детей, прожи­вающих в их местности, и способствование этому; и

(b) способствование воспитанию таких детей в их семьях, насколько это соотносится с данной обязанностью, путем предоставления определенного круга и уровня услуг, соответству­ющих потребностям таких детей.

(2) В общих целях способствования осуществлению их общих обязаннос­тей, установленных настоящей статьей, местные органы власти несут опре­деленные обязанности и имеют определенные полномочия, перечисленные в части 1 Списка 2.

/…/

(10) В целях настоящей Части ребенок считается нуждающимся, если: (а) существует мало вероятности того, что он достигнет разумного уровня состояния здоровья и уровня развития без предоставления ему помощи местными органами власти или будет поддерживать их, либо имеет возможность достигнуть их или поддерживать их в соответствии с настоя­щей Частью;

(b) существует вероятность того, что его здоровье или развитие значитель­но ухудшаются или ухудшатся, если ему не будет предоставлена помощь; или

(c) он нетрудоспособен… (11) … в настоящей Части под термином “развитие” понимается физическое, интеллектуальное, эмоциональное, социальное и поведенческое развитие; и под термином “здоровье” понимается физическое и психическое здоровье”.

52.  Часть III Закона об охране детства 1989 года регламентирует под­держку детей и семей со стороны местных властей. Политика Закона четко установлена в пункте 7 части 1 Списка 2, который требует от местных властей предпринять разумные меры в целях снижения необходимости начинать разбирательства по делам детей.

53.  Статья 20 устанавливает следующее:

“…(1) Местные органы власти должны предоставить жилье каждому нуж­дающемуся ребенку, находящемуся в их местности, которому, как им пред­ставляется, необходимо жилье по той причине, что:

(a) не существует лиц, которые имеют родительские права в его отношении;

(b) он потерялся или он брошен; или

(c) лицо, осуществляющее опеку над ним (постоянно или временно или по иной причине), лишено возможности предоставить ему подходящее жилье или осуществлять опеку.

/…/

(4) Местные органы власти могут предоставить жилье любому ребенку, находящемуся на их территории (даже если лицо, которое несет родительские обязанности в его отношении, имеет возможность предоставить ему жилье), если они считают, что это обеспечит улучшение благосостояния ребенка или будет способствовать такому улучшению”.

54. Часть IV Закона об охране детства 1989 года регламентирует защиту детей. Статья 47 устанавливает следующее:

“…(1) Если местные органы власти:

/…/

(b) имеют основания полагать, что ребенку, проживающему или найден­ному в их местности, причиняется существенный вред или существует веро­ятность этого, власти должны провести такое расследование, которое они считают не­обходимым, чтобы помочь им определить, должны ли они предпринимать меры по обеспечению или способствованию улучшению благосостояния ре­бенка или должен быть поднят вопрос об этом.

/…/

(8) Если в результате выполнения обязанностей в соответствии с насто­ящей статьей местные органы власти придут к выводу, что они должны предпринять меры по обеспечению или способствованию улучшения благо­состояния ребенка, они должны это сделать (в пределах своих полномочий и насколько это разумно и практично для них)”.

В.  Процедура рассмотрения жалоб

55.    Процедура рассмотрения жалоб регламентируется статьей 26 Зако­на об охране детства 1989 года:

“Рассмотрение дел и проведение расследований по представлениям

/…/

(3) Местные органы власти должны устанавливать процедуру рассмотре­ния представлений (включая жалобы), поданных им —

(a) ребенком, который не находится под их наблюдением, но тем не менее является нуждающимся,

(b)  родителем такого ребенка, /…/

(е) любым иным лицом, которое, по мнению властей, имеет существен­ный интерес в вопросе благосостояния ребенка, чтобы направлять представ­ления им на рассмотрение, —

о невыполнении властями какой-либо из функций, установленных на­стоящей Частью, в отношении ребенка.

(4) Процедура должна обеспечивать участие как минимум одного лица, не являющегося членом или сотрудником органов власти, в —

(a) рассмотрении; и

(b)  обсуждениях, проводимых местными органами власти по вопросу действий (если таковые необходимы), которые должны быть применены в отношении детей в свете такого рассмотрения.

(7)  Если представление рассмотрено в соответствии с процедурой, уста­новленной местными органами власти согласно настоящей статье, власти должны —

(a) уделить должное внимание выводам лиц, проводивших рассмотрение представления; и

(b) предпринять такие меры, которые были бы разумными и практичны­ми, по уведомлению (в письменном виде) —

(i) лица, направившего представление;

(ii) ребенка (если власти сочтут, что он способен его понять); и (iii) любых иных лиц (если таковые имеются), которые, по мнению властей, могут относиться к делу, —

о решении властей по делу и о причинах вынесения такого решения, а также о любых мерах, которые будут предприняты или осуществление кото­рых предлагается.

(8)  Местные органы власти должны опубликовать процедуру рассмотре­ния представлений в соответствии с настоящей статьей таким образом, какой они сочтут приемлемым”.

56. Полномочия министра по проведению расследования деятельности местных властей установлены в статьях 81 и 84 Закона об охране детства 1989 года:

“81. (1) Министр может возбудить расследование по любому вопросу, связанному с —

(а) функционированием комитета социальных служб местных органов власти, насколько это касается функций по защите детей; /…/

84. Невыполнение местными органами власти их законной обязанности: полномочия министра при невыполнении местными органами власти своих обязанностей

(1) Если министр имеет основания полагать, что местные органы власти не выполнили без разумного оправдания какую-либо из своих обязанностей, налагаемых на них в соответствии с настоящим Законом или на основании него, он может вынести постановление об объявлении о невыполнении этими властями своей обязанности.

/…/

(3)  Это постановление, вынесенное в соответствии с Частью 1, может содержать такие указания в целях обеспечения того, чтобы обязанность была выполнена в срок, который может быть определен в постановлении, если министр сочтет это необходимым.

(4)  В случае применения министром таких указаний они приводятся в исполнение посредством судебного приказа”.

С. Иски о возмещении ущерба, подаваемые против местных властей

57.  В Англии и Уэльсе не существует единого деликта, который бы предусматривал ответственность по выплате компенсации за гражданские правонарушения. Вместо этого существует ряд отдельных деликтов, на­пример, иск из причинения вреда, иск из присвоения, иск из сговора, иск из небрежности, иск из диффамации.

58.  Небрежность возникает в определенных категориях ситуаций. Эти категории могут быть расширены. Деликт небрежности состоит из трех элементов: обязанности заботы, нарушения обязанности заботы и причи­ненного ущерба. Обязанность заботы может быть описана как концепция, определяющая категории отношений, при которых закон может устанав­ливать ответственность ответчика за причиненный ущерб, если при осу­ществлении заботы он проявил небрежность. Чтобы доказать наличие обязанности заботы, истец должен продемонстрировать, что ситуация входит в установленную существующую категорию дел, в которых при­знано наличие обязанности заботы. В новых ситуациях, чтобы продемон­стрировать обязанность заботы, заявитель должен на основании тройной проверки показать:

что ущерб, причиненный заявителю, можно было предвидеть;

что заявитель состоял в надлежащих отношениях близости с ответ­чиком; и

что наложение ответственности на ответчика является справедливым, честным и разумным.

Эти критерии применяются в исках против частных лиц, а также про­тив государственных органов. Ведущим делом является дело “”Капаро Индастриз пи-эл-си” против Дикмена” (Caparo Industries pic v. Dickman) ([1990] 2 Appeal Cases 605).

59.  Если суды примут решение, что в качестве вопроса права не суще­ствует обязанности по осуществлению опеки в конкретной ситуации, такое решение (подлежащее доктрине прецедента) будет применяться при разрешении дел в будущем, в которых стороны будут состоять в схожих отношениях.

60.  Решение по делу “X. и другие против Совета графства Бедфорд­шир” является ведущим прецедентом в данной сфере в Соединенном Королевстве. Решение установило, что против местных властей не может быть подан иск из небрежности или ввиду нарушения законной обязан­ности в отношении неисполнения своих функций по поддержанию бла­госостояния детей. Данное ведущее постановление подробно изложено в Части “Факты” (см. выше §§ 45—46).

61.  После решения по делу “X. и другие против Совета графства Бед­фордшир” было вынесено еще два значительных постановления в отно­шении степени ответственности местных властей по вопросам об опеке детей.

62. Апелляционный суд вынес постановление по делу “W. и другие против Совета графства Эссекс” (W. and Others v. Essex County Council)([1998] 3 All England Law Reports III). Данное дело касалось жалоб отца и матери (первого и второго истцов), согласившихся стать приемными родителями, на то, что местные власти, выступавшие ответчиком, поместили в их дом 15-летнего мальчика Дж. (G.), хотя они знали, что он подозревался в совершении пре­ступления против половой неприкосновенности. Во время пребывания Дж. в их доме трое детей истцов (четвертый, пятый и шестой истцы) подвергались сексуальному насилию и стали страдать от психического расстройства. Истцы подали иск против местных властей и задействованных социальных работ­ников, потребовав возмещения ущерба ввиду небрежности и халатно лож­ного заявления. По ходатайству ответчиков о том, что необходимо оставить жалобу без удовлетворения как не содержащую разумной причины для по­дачи иска, судьи отклонили жалобу родителей, но оставили в силе жалобу детей. Апелляционный суд поддержал такое решение. Краткое изложение постановления суммировало выводы Апелляционного суда в следующем виде:

“(1) Хотя не существует жалобы на решения местных властей при осу­ществлении ими своих законных обязанностей, если бы обжалуемое решение было таким необоснованным, что выпадало бы из сферы предоставленных полномочий, нет причины исключать a prioriответственность из общего права. В настоящем деле предоставление информации родителям было не­отъемлемой частью исполнения ответчиком его законных полномочий и обя­занностей, и признавалась оспариваемость того, что эти решения находились вне сферы их полномочий. Соответственно, поскольку также признавалось, что ущерб, причиненный детям, можно было разумно предвидеть и что су­ществовала достаточная связь с ним, вопрос, поставленный перед судом, состоял в том, было ли разумно и справедливо налагать на Совет или соци­альных работников обязанность заботы. Принимая во внимание тот факт, что обязанность заботы из общего права противостоит всей законной системе защиты нуждающегося ребенка, что задача местных властей и их сотрудников при разрешении таких вопросов, связанных с детьми, была чрезвычайно сложной и деликатной, что местные власти могли более осторожно подойти к исполнению своих обязанностей, если бы на них налагалась ответствен­ность, что отношения между родителями и социальными работниками были постоянно конфликтными и что ущерб, причиненный детям истцов, может быть компенсирован по схеме компенсаций ущерба, причиненного преступ­ной деятельностью, это было бы несправедливо и неразумно. Следовательно, в отношении истцов-родителей не существовало обязанности заботы, по­скольку они в любом случае были вторичными пострадавшими, что касается их жалобы на психическое расстройство…

(2) (Особое мнение Лорда-судьи Стюарта-Смита (Stewart-Smith)). Оспа­ривалось, что доводы полиции против установления обязанности заботы из общего права на местные власти ввиду осуществления ими их законной обязанности по защите детей не принимаются, если в отношении детей, безопасность которых находится под вопросом, они не осуществляли этих законных обязанностей. Следовательно, поскольку в настоящем деле истцы-дети не являлись теми, в отношении кого Совет нес какие-либо непосредст­венные обязанности в соответствии с системой улучшении благосостояния детей, а проживали дома со своими родителями, и были предоставлены за­верения в том, что сексуальный насильник не будет помещен в их дом, их жалобу следует рассмотреть…”.

63.  По последовавшей апелляции родителей 16 марта 2000 г. Палата лордов вынесла решение о том, что невозможно утверждать, что мораль­ный вред, предположительно, причиненный родителям, вытекающий из чувства ответственности за то, что они раньше не распознали насильника, находится вне рамок морального вреда, признанного правом, а также бесспорно то, что местные власти передали обязанность заботы о детях родителям. Нельзя утверждать, что иск родителей определенно и точно необоснован, что им должно быть отказано в передаче их иска на рас­смотрение и что их жалоба должна быть отклонена.

64.  17 июня 1999 г. Палата лордов вынесла постановление по делу “Барретт против “Ландон Бороу ов Энфилд”” (Barrett v. London Borough ofEnfield) ([1999] 3 Weekly Law Reports 79). Данное дело касалось жалоб истца, который находился под опекой с девяти месяцев до семнадцати лет, на то, что местные власти по небрежности не обеспечили сохранение его благосостояния, причинив ему глубокие психические переживания. Местные власти обратились с ходатайством об отклонении иска как не имеющего оснований. Палата лордов, поддержав апелляцию истца, еди­ногласно решила, что постановление по делу “X. и другие против Совета графства Бедфордшир” при обстоятельствах данного дела не препятствует подаче иска из небрежности против местных властей ребенком, находив­шимся ранее под их опекой.

65. Лорд Браун-Уилкинсон в постановлении по данному делу сделал следующий комментарий об обязанности осуществления опеки:

“(1) Хотя понятие “иммунитет” иногда используется некорректно, уста­новление того, что признание ответственности целой группы ответчиков является несправедливым, неправильным и неразумным либо в целом, либо в отношении конкретного вида деятельности, не является предоставлением иммунитета от ответственности, которую несут все остальные. Предпосыл­кой ответственности за небрежность в целом является то, что как предмет политики устанавливать ответственность за небрежность было бы справед­ливо, правильно и разумно. (2) По целому ряду дел общественная политика приводила к решению, по которому установление ответственности не будет справедливым и обоснованным в таких обстоятельствах, как, например, не­которые виды деятельности финансовых инспекторов, строительных инспек­торов, наблюдателей за судоходством, социальных работников, сталкиваю­щихся с делами о половом насилии. Во всех таких делах и многих других придерживались того взгляда, что надлежащее исполнение основных обязан­ностей ответчика во благо общества в целом может не соблюдаться, если они не должны оглядываться, чтобы избежать ответственности за небрежность. В английском праве решение о том, является ли установление ответствен­ности за небрежность несправедливым, неправильным или неразумным в отношении конкретных групп предполагаемых ответчиков, зависит от оцен­ки баланса между общим ущербом, наносимым общественным интересам по всем делам от наложения ответственности на такие группы, и общим ущер­бом, причиняемым всем истцам, если они не имеют оснований для подачи иска в отношении ущерба, причиненного им лично. (3) В английском праве вопросы общественной политики и вопрос о том, справедливо и разумно ли налагать ответственность за небрежность, разрешаются как вопросы права. Как только принимается решение о том, что, скажем, аудиторская компания, несущая ответственность перед акционерами за халатное проведение аудита, не несет ответственности перед теми, кто предлагает делать инвестиции в эту компанию (см. постановление по делу “”Капаро Индастриз пи-эл-си” про­тив Дикмена”), такое решение будет применяться ко всем подобным делам в будущем. Оно не зависит от оценки баланса между степенью ущерба, при­чиненного истцу, и степенью ущерба, причиненного обществу в каждом конкретном деле”.

D. Процедура оставления жалоб без удовлетворения

66.  На момент событий приказ 18 правила 19 Регламента Верховного суда Англии устанавливал, что жалоба должна быть оставлена без удовле­творения, если она не содержит основания для подачи иска. Считалось, что такая процедура отметает “очевидные и явные дела”, по которым жалоба была “явно необоснованной”.

67.  Чтобы оставить жалобу без удовлетворения, суды рассматривают ее исходя из того, что все утверждения, указанные истцом, верны. Суды разрешают вопрос о том, содержит ли жалоба разумное основание для подачи иска, резюмируя, что истец может привести доказательства по всем утверждениям о фактах в суде.

68.  Оставление жалобы без удовлетворения, которое в настоящее время регламентируется частью 3.4(2) Правил гражданского процесса, действующих с 1999 года, рассматривается как важная черта английского гражданского процесса, осуществляющая функцию обеспечения быстро­го и эффективного отправления правосудия, inter alia, позволяя судам незамедлительно решать, какие дела требуют полного расследования и слушаний в суде, и без промедления отклоняя другие жалобы. Посредст­вом настоящей процедуры на ранней стадии может быть определено при минимальных расходах сторон, раскрывают ли утверждаемые факты ос­нование для подачи существующего в праве иска.

ПРАВО

I. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 3 КОНВЕНЦИИ

 

69.  Заявители утверждали, что местные власти не обеспечили им за­щиту от бесчеловечного и унижающего достоинство обращения в нару­шение Статьи 3 Конвенции, которая устанавливает следующее:

“Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или уни­жающему достоинство обращению или наказанию”.

70.  В своем докладе Европейская Комиссия выразила единодушное мнение, что имело место нарушение Статьи 3 Конвенции. Она считала, что существовала позитивная обязанность государства по защите детей от обращения, нарушающего настоящее положение. Власти знали о жесто­ком обращении и пренебрежении, которым подвергались четверо детей на протяжении ряда лет, находясь в руках у своих родителей, и несмотря на разумно доступные им средства не предприняли эффективных мер, чтобы положить этому конец.

71.  Заявители попросили Европейский Суд подтвердить такой вывод о нарушении.

72.  Власти Соединенного Королевства не оспаривали выводы Евро­пейской Комиссии о том, что обращение, которому подвергались четверо заявителей, достигало уровня жестокости, запрещенного Статьей 3 Кон­венции, и что государство не выполнило свою позитивную обязанность в нарушение Статьи 3 Конвенции по обеспечению заявителям адекватной защиты от бесчеловечного и унижающего достоинство обращения.

73.  Европейский Суд напомнил, что Статья 3 Конвенции закрепляет одну из основополагающих ценностей демократического общества. Она полностью запрещает пытки и бесчеловечное и унижающее достоинство обращение или наказание.  Обязанность Высокой Договаривающейся Стороны согласно Статье 1 Конвенции по обеспечению каждому, нахо­дящемуся под ее юрисдикцией, прав и свобод, определенных в Конвен­ции, взятая в совокупности со Статьей 3 Конвенции, требует от государ­ства предпринять меры, предназначенные для обеспечения того, чтобы лица, находящиеся под его юрисдикцией, не подвергались пыткам или бесчеловечному  или  унижающему достоинство  обращению,  включая такое жестокое обращение, осуществляемое частными лицами (см. По­становление Европейского Суда по делу “А. против Соединенного Коро­левства” (A. v. United Kingdom) от 23 сентября 1998 г., Reports 1998-VI, р. 2699, § 22). Такие меры должны обеспечить эффективную защиту, в частности, детей и иных уязвимых лиц и включать в себя разумные шаги по предотвращению жестокого обращения, о котором власти знали или должны были знать (см., mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу “Осман против Соединенного Королевства” (Osman v.United Kingdom) от 28 октября 1998 г., Reports 1998-VIII, pp. 3159-3160, § 116).

74.  В настоящем деле не оспаривалось то, что пренебрежение и зло­употребления, которым подвергались четверо заявителей, достигло порога бесчеловечного и унижающего достоинство обращения (как указывается выше в §§ 11—36). На такое обращение было указано местным властям самое раннее в октябре 1987 года. Они несли законную обязанность за­щищать детей и имели в своем распоряжении круг полномочий, вклю­чавших полномочие на изъятие детей из их дома. Однако детей поместили лишь во временное воспитательное учреждение по настоянию их матери 30 апреля 1992 г. На протяжении периода наблюдения, длившегося четыре с половиной года, они подвергались в своем доме тому, что детский психиатр-консультант, осматривавший их, назвал ужасающим опытом (см. выше § 40). Комитет по компенсациям ущерба, причиненного пре­ступной деятельностью, также установил, что дети подвергались ужасному пренебрежению на протяжении длительного периода и пострадали от физического и психического вреда, непосредственно нанесенного пре­ступлением (см. выше § 49). Европейский Суд признал сложность и де­ликатность решений, вынесенных социальными службами, и важность противопоставленного  принципа  уважения  и сохранения  семейной жизни. Однако настоящее дело не оставляет сомнений относительно того, что система не защитила этих детей-заявителей от тяжкого продолжитель­ного пренебрежения и злоупотреблений.

75.  Следовательно, имело место нарушение Статьи 3 Конвенции.

II.  ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 8 КОНВЕНЦИИ

 

76. Заявители утверждали в качестве альтернативы их жалобам по Ста­тье 3 Конвенции, что обстоятельства, в которых они подвергались жесто­кому обращению, причинившему им физический и психологический вред, свидетельствуют о нарушении Статьи 8 Конвенции, которая в со­ответствии с принципом уважения частной жизни защищает физическую и моральную целостность человека.

77.  Принимая во внимание выводы о наличии нарушения Статьи 3 Конвенции, Европейский Суд счел, что не возникает отдельного вопроса по Статье 8 Конвенции.

III.  ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 6 КОНВЕНЦИИ

 

78.  Заявители жаловались на то, что они были лишены права на об­ращение в суд для рассмотрения жалоб на местные власти ввиду их не­брежности. Они ссылались на Статью 6 Конвенции.

79.  Пункт 1 Статьи 6 Конвенции в своем первом предложении уста­навливает следующее:

“Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на спра­ведливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона”.

80.  Власти Соединенного Королевства отрицали, что в деле присутст­вуют какое-либо гражданское право или ограничение на обращение в суд, в то время как Европейская Комиссия единогласно признала: имело место нарушение Статьи 6 Конвенции в том, что Палата лордов применила правило об исключении ответственности в отношении обязанности мест­ных властей по осуществлению опеки над детьми, а это в данных обсто­ятельствах является несоразмерным ограничением права заявителей на обращение в суд.

А. Доводы сторон

 

1. Заявители

81.  Заявители утверждали, что их иск из небрежности был явно дока­зуем относительно национального права, и ссылались при этом, inter alia,на упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу “Осман против Соединенного Королевства”. Право на иск из небрежнос­ти, говоря в целом, основание иска, было установленным гражданским правом согласно национальному законодательству. Местные власти при­знали, что они могли бы предвидеть ущерб, причиненный заявителям, если бы они выполняли свои обязанности небрежно, и что существовало близкое отношение, удовлетворяющее первым двум частям проверки на­личия обязанности заботы. Имелся убедительный довод о том, что сооб­ражения общественной политики требовали установления ответственнос­ти, и не было ранее вынесенных решений, исключивших такую ответст­венность. Заявители указывали и на следующие факты: судья, принимав­ший решение об установлении опеки, передал материалы дела Государ­ственному солиситору, чтобы тот мог провести расследование и при не­обходимости подать иски из небрежности; Государственный солиситор считал, что имели место доказуемые иски из небрежности; Комитет по правовой помощи предоставил правовую помощь для подачи жалоб в Палату лордов; Апелляционный суд, большинством судей отклонивший иски, предоставил разрешение на подачу жалобы в Палату лордов, а это является условием того, что иск доказуем согласно национальному праву; Председатель Апелляционного суда установил, что имела место обязан­ность заботы, отметив, что противное бы “противоречило здравому смыс­лу”; в предыдущих делах местные власти проводили выплаты по мировым соглашениям по делам о небрежности на том основании, что на них потенциально могла быть возложена такая ответственность. Таким обра­зом, в национальном праве существовал трудный спор о наличии како­го-либо исключающего принципа, который бы продолжал действовать, и о том, что к подобным вопросам применяется Статья 6 Конвенции.

82.  Правило об исключении ответственности, примененное Палатой лордов, позволяло оставить жалобы заявителей без удовлетворения, не рассматривая факты дела и не проводя слушаний. Оно было применено без учета сущности дела и тяжести причиненного вреда. Предназначенное для защиты местных властей от распыления ресурсов по осуществлению защиты по искам в целом, оно в практических целях представляет собой иммунитет и действует в качестве ограничения на право обращения в суд.

83.  Применение всеохватывающей нормы, исключающей рассмотре­ние жалоб заявителей вне зависимости от тяжести причиненного вреда, сущности и степени допущенной небрежности или основополагающих прав, которые при этом затронуты, являет собой несоразмерное ограни­чение на их право на обращение в суд. Заявители обратили внимание на тяжесть причиненного им вреда ввиду длительного злоупотребления и пренебрежения, в отношении которых доводы публичных властей против наложения обязанности имеют малый вес, а именно о предполагаемой вероятности необоснованного разбирательства, о возросшей осторожнос­ти социальных служб при исполнении ими своих функций или о слож­ности и деликатности вопросов. Действительно, требование о проведении эффективного расследования случаев обращения, противоречащего Ста­тье 3 Конвенции, четко указывает на признание права на обращение в суд по делам, в которых фигурирует ответственность государства за бес­человечное и унижающее достоинство обращение в отношении легко уяз­вимых детей. Заявители ссылались на выводы Европейского Суда по делу “Осман против Соединенного Королевства” (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда, р. 3170, § 151) о том, что националь­ные суды должны быть в состоянии провести разграничение между сте­пенями небрежности или вреда и разбирательство по конкретному делу. Правило об исключении ответственности на этом основании должно быть способно принести пользу противостоящим соображениям защиты прав человека исходя из фактов конкретного дела.

2. Власти Соединенного Королевства

84.  Власти Соединенного Королевства утверждали, что Статья 6 га­рантирует право на справедливое разбирательство при определении лишь таких гражданских прав и обязанностей, какие (как минимум доказуемо) определены в национальном законодательстве. Вопрос о том, существует ли право на компенсацию в каждой конкретной ситуации, не является самостоятельным вопросом. Разбирательство, начатое заявителями, уста­новило, что такого права не существовало. Решение об оставлении жало­бы без удовлетворения касалось всего объема национального законода­тельства. В решении о том, что право на подачу иска не существует при определенных обстоятельствах, суды применили значительные ограниче­ния к ответственности за деликт, как законодательство могло это сделать посредством закона (см., например, Постановление Европейского Суда по делу “Пауэлл и Райнер против Соединенного Королевства” (Powell and Rayner v.  United Kingdom) от 21 февраля  1990 г.,  Series A, №  172, pp. 16—17, § 36). He было установлено основания для подачи иска, на которое было бы наложено ограничение. Соответственно, власти Соеди­ненного Королевства утверждали, что пункт 1 Статьи 6 Конвенции в настоящем деле неприменим.

85.  Вместе с тем власти Соединенного Королевства заявили, что к настоящему делу не был применен иммунитет, который мог бы рассмат­риваться как ограничение права на обращение в суд. Даже предположив, что имелся доказуемый вопрос, несомненно, по их мнению, то, что спор подлежал справедливому и публичному разбирательству в соответствии с гарантиями Статьи 6 Конвенции. Процедура оставления жалобы без удов­летворения являлась важным способом обеспечения быстрого и эффек­тивного с точки зрения расходов рассмотрения дел, которые были безна­дежными с точки зрения права. Эти цели достигались без ограничения прав истцов по представлению в суд доводов в подтверждение своей по­зиции. Таким образом, поскольку презюмировалось, что вопросы фактов были рассмотрены, истцам не наносился вред ввиду непроведения слушаний и рассмотрения доказательств, в то время как они могли выдвинуть любые доводы в свою пользу, чтобы убедить суд в обоснованности их жалобы по вопросам права.

86.  На случай, если бы их вышеприведенные доводы не были приняты, власти Соединенного Королевства утверждали, что ограничение права на обращение в суд, тем не менее, преследовало законную цель и было про­порциональным. Оно имело целью поддержание эффективности деятель­ности одного из жизненно важных секторов государственных служб. Ис­ключение ответственности было строго ограничено сферой дел, в которых оно применено, в то время как иски из правонарушений и из ответствен­ности за действия работников такому ограничению не подлежат. Нацио­нальные суды сами оценивают вопросы публичной политики на предмет наличия или отсутствия ответственности в свете принципов английского деликатного права и социальной и политической философии, лежащей в основе этих принципов. Таким образом, сама сущность пределов усмот­рения будет соответствующей при любом международном рассмотрении спора.

В. Мнение Европейского Суда 1. Применимость Статьи 6 Конвенции

87.  Европейский  Суд  напомнил  свое действующее  прецедентное право, устанавливающее, что “пункт 1 Статьи 6 Конвенции распростра­няется только на “оспаривание” (споры) по поводу “прав и обязанностей” (гражданско-правового характера), которые, как можно пытаться утверж­дать, признаются внутригосударственным правом; пункт 1 Статьи 6 сам по себе не гарантирует определенное содержание “прав и обязанностей” (гражданско-правового характера) в материальном праве Договариваю­щихся Сторон” (см. Постановление Европейского Суда по делу “Джеймс и другие против Соединенного Королевства” (James and Others v. United Kingdom) от 21 февраля 1986 г., Series A, № 98, pp. 46-47, § 81; Поста­новление Европейского Суда по делу “Литгоу и другие против Соединен­ного Королевства” (Lithgow and Others v. United Kingdom) от 8 июля 1986 г., Series A, № 102, p. 70, § 192; и Постановление Европейского Суда по делу “Святые Монастыри против Греции” (Holy Monasteries v.Greece) от 9 декабря 1994 г., Series A, № 301-A, pp. 36—37, § 80). Однако он применяется к спорам “подлинной и сложной природы”, касающимся действительного наличия права, а также к объему и способу его осущест­вления (см. Постановление Европейского Суда по делу “Бентем против Нидерландов” (Benthem v. Netherlands) от 23 октября 1985 г., Series A, №97, pp. 14-15, §32).

88.  В настоящем деле заявители требовали возмещения ущерба из предполагаемой небрежности, иска в английском праве, который в ос­новном развивался на основе прецедентного права национальных судов. Стороны соглашались, что до этого не существовало решений судов, ко­торые бы указали, что имеется ответственность за ущерб, причиненный по небрежности местными властями при осуществлении их обязанностей по защите детей. По делу заявителей суды были призваны вынести реше­ние о том, подпадала ли такая ситуация под одну из существующих кате­горий ответственности за небрежность и может ли какая-либо категория распространяться на данную ситуацию (см. выше §§ 57—65).

89. Европейский Суд убежден, что в начале разбирательства сущест­вовал сложный действительный спор о наличии права, на которое ссыла­лись заявители, согласно национальному законодательству о небрежнос­ти, как это показывают, inter alia, факт предоставления правовой помощи заявителям и решение Апелляционного суда о том, что их жалобы заслу­живают предоставления разрешения на обращение в Палату лордов. До­воды властей Соединенного Королевства о том, что отсутствовало дока­зуемое (гражданское) “право” по смыслу Статьи 6 Конвенции, поскольку Палата лордов вынесла решение о том, что у местных властей не возникает обязанности осуществления опеки, относятся равным образом ко всем искам, впоследствии поданным другими истцами. Решение Палаты лор­дов ретроспективно не изымает доказуемость исков заявителей (см. По­становление Европейского Суда по делу “Ле Кальвез против Франции” (Le Calvez v. France) от 29 июля 1998 г., Reports1998-V, pp. 1899—1900, § 56). В данных обстоятельствах Европейский Суд пришел к выводу, что у заявителей существовали материальное право на подачу иска или как минимум его доказуемые основания в соответствии с национальным за­конодательством.

90. Таким образом, Статья 6 Конвенции применима к разбирательству, начатому заявителями, утверждавшими о допущении небрежности мест­ными властями. Следовательно, Европейский Суд должен рассмотреть вопрос о том, были ли соблюдены требования Статьи 6 Конвенции в ходе этого разбирательства.

2. Соблюдение Статьи 6 Конвенции

91.  В постановлении по делу “Голдер против Соединенного Королев­ства” (Colder v. United Kingdom) (от 21 февраля 1975 г., Series A, № 18, pp. 13—18, §§ 28—36) Европейский Суд установил, что процессуальные гарантии, закрепленные в Статье 6 Конвенции, о справедливости, пуб­личности и незамедлительности были бы бессмысленными, если бы не существовала защита основных условий пользования этими гарантиями, а именно право на обращение в суд. Европейский Суд считал его неотъ­емлемым элементом гарантий, закрепленных в Статье 6 Конвенции, от­носящихся к принципам верховенства права и избежания произвольного пользования властными полномочиями, лежащими в основе большей части положений Конвенции.

92.  На пункт 1 Статьи 6 Конвенции “может ссылаться каждый, кто, считая незаконным вмешательство в осуществление одного из своих (гражданских) прав, жалуется на то, что не имел возможности, отвечаю­щей требованиям пункта  1  Статьи 6  Конвенции, обратиться в суд” (см. Постановление Европейского Суда по делу “Ле Конт, ван Левей и де Мейер против Бельгии” (Le Comt, Van Leuven and De Meyere v. Belgium) от 23 июня 1981 г., Series A, № 43, p. 20, § 44). Если имеет место сложный подлинный спор о законности такого вмешательства либо по поводу само­го наличия оспариваемых гражданских прав, либо по поводу их объема, пункт 1 Статьи 6 Конвенции дает лицу право на то, чтобы “данный вопрос национального законодательства был разрешен в том или ином суде стра­ны” (см. Постановление Европейского суда по делу “Спорронг и Лённрот против Швеции” (Sporrong and Lonnroth v. Sweden) от 23 сентября 1982 г., Series A, № 52, p. 30, § 81; см. также Постановление Европейского Суда по делу “”Тре Трактёрер АБ” против Швеции” (Tre TraktorerABv. Sweden) от 7 июля 1989 г., Series А, № 159, р. 18, § 40).

93.  Однако данное право не является абсолютным. Оно может подле­жать законным ограничениям, таким, как срок исковой давности, обес­печение выплаты штрафов, положения о несовершеннолетних и лицах, страдающих психическими расстройствами (см. Постановление Европей­ского Суда по делу “Стаббингз и другие против Соединенного Королев­ства” (Stubbings and Others v. United Kingdom) от 22 октября 1996 г., Reports 1996-1V, pp. 1502—1503, §§ 51—52; Постановление Европейского Суда по делу “Толстой-Милославский против Соединенного Королевства” (Tol­stoy Miloslavsky v. United Kingdom) от 13 июля 1995 г., Series A, № 316-В, pp. 80—81, §§ 62—67; и упоминавшееся выше Постановление Европей­ского Суда по делу “Голдер против Соединенного Королевства”, р. 19, § 39). Если право на обращение лица в суд ограничено либо ввиду дейст­вия закона, либо фактически, Европейский Суд рассматривает вопрос о том, преследовало ли такое ограничение законную цель и существовало ли разумное соотношение соразмерности между используемыми средст­вами и преследуемой целью (см. Постановление Европейского Суда по делу “Ашингден против Соединенного Королевства” (Ashingdane v. United Kingdom) от 28 мая 1985 г., SeriesA, № 93, pp. 24-25, § 57). Если такое ограничение соответствует данным принципам, нарушение Статьи 6 Кон­венции отсутствует.

94. Заявители утверждали, что решение Палаты лордов, установившее, что местные власти не несут обязанности по осуществлению опеки, ли­шило их права на обращение в суд, поскольку в действительности это было применение правила об исключении ответственности или иммуни­тет от ответственности, которые препятствовали рассмотрению фактов по их искам и разрешению их дела.

95.  Европейский Суд в первую очередь считал, что заявителям не препятствовали как-либо фактически при подаче исков в национальные суды. Действительно, дело было направлено на рассмотрение в Палату лордов, причем в этих целях заявителям была предоставлена правовая помощь. Не делалось также ссылок на какие-либо процессуальные пра­вила о сроке исковой давности. Национальные суды оценили жалобу, поданную заявителями, и оставили ее без удовлетворения как не раскры­вающую какого-либо разумного основания иска. Данная процедура вклю­чала в себя досудебное рассмотрение вопроса о том, существовал ли обо­снованный в праве иск, при условии, что факты, изложенные заявителя­ми, были верными. Таким образом, доводы, представленные в суды, были сконцентрированы на вопросах права, в первую очередь на том, несли ли местные власти обязанность по осуществлению опеки над заявителями.

96.  Более того, Европейский Суд не убежден, что решение Палаты лордов об отсутствии обязанности по осуществлению опеки в деле заяви­телей как вопроса права может быть охарактеризовано как правило об исключении ответственности или иммунитет, которые лишили заявите­лей права на обращение в суд. Как разъяснил лорд Браун-Уилкинсон в своей речи, Палата лордов рассмотрела вопрос о том, должна ли новая категория небрежности, то есть категория дел, в которых существование обязанности заботы ранее не было установлено, быть разработана судами при осуществлении ими их законотворческой деятельности в соответст­вии с общим правом (см. выше § 46). Рассмотрев баланс противостоящих соображений публичной политики, Палата лордов приняла решение не распространять ответственность из небрежности на новые сферы право­отношений. Сделав это, она ограничила круг ответственности согласно деликтному праву.

97.  Это решение закрыло дело, в котором на основании доказательств не были рассмотрены вопросы фактов. Однако если отсутствовало осно­вание иска как вопрос права, проведение слушаний с оценкой доказа­тельств было бы дорогой и длительной процедурой, которая по заверше­нии не предоставила бы заявителям средства правовой защиты. Нет при­чин полагать, что процедура оставления жалобы без удовлетворения, ос­новывающаяся на наличии достаточных оснований иска, нарушает per se право на обращение в суд. При такой процедуре истец в целом имеет возможность представить суду доводы в подтверждение его иска по во­просам права, и суд будет руководствоваться этими вопросами при завер­шении состязательного разбирательства (см. выше §§ 66—68).

98.  Европейский Суд также не убедил тот довод, что независимо от по­ложений национального права решение в действительности и на практике установило иммунитет ввиду его предположительно широкой всеохватываю­щей природы. Это решение касалось только одного аспекта исполнения местными властями полномочий и обязанностей и не может рассматриваться как произвольный отказ судам в юрисдикции по рассмотрению полного круга гражданских исков (см. Постановление Европейского Суда по делу “Файед против Соединенного Королевства” (Fayed v. United Kingdom) от 21 сентября 1994 г., Series A, № 294-В, pp. 49-50, § 65). Как упоминалось выше в § 87, принципом Конвенционного прецедентного права является то, что Статья 6 Конвенции сама по себе не гарантирует какое-либо содержание гражданских прав и обязанностей в национальном праве, хотя другие Статьи Конвенции, как, например, защищающие право на уважение семейной жизни (Статья 8 Конвенции) и право собственности (Статья 1 Протокола № 1 к Конвенции), могут это делать. Недостаточно прибегнуть к пункту 1 Статьи 6 Конвенции, утверждая, что отсутствие основания иска в нацио­нальном праве может рассматриваться как то же самое, что и иммунитет в том смысле, что это не позволяет потенциальному истцу подать иск в отно­шении определенного вида ущерба.

99.  Более того, нельзя утверждать, что Палата лордов пришла к своему выводу, тщательно не взвесив баланс политических причин за и против установления ответственности местных властей в обстоятельствах дела заявителей. Лорд Браун-Уилкинсон в ведущем постановлении Палаты лордов признал, что принцип публичной политики, согласно которой вред должен быть устранен, требует преодоления даже потенциальных контрсоображений (см. выше § 46). Он дал оценку этому принципу при­менительно к другим вопросам публичной политики, когда пришел к выводу о том, что было бы несправедливо, неправильно и неразумно устанавливать обязанность заботы местных властей в деле заявителей. Можно отметить, что по последующим делам национальные суды пошли дальше в определении данной сферы права, касающегося ответственности местных властей по вопросам опеки, установив, что обязанность заботы может возникать и в иных фактических ситуациях, если, например, ре­бенку причинен ущерб во время его нахождения под опекой местных властей или приемной семье причинен ущерб в результате помещения местными властями в их дом несовершеннолетнего, который ранее под­вергал насилию младших детей (см. упоминавшиеся выше решения Апел­ляционного суда по делу “W. и другие против Совета графства Эссекс” и по делу “Барретт против “Ландон Бороу ов Энфилд””, §§ 62—65).

100.  Заявители ссылались на дело “Осман против Соединенного Коро­левства” (упоминавшееся выше), с чем согласилась Европейская Комиссия в своем докладе, как на демонстрирующее, что исключение ответственности за небрежность в том деле, касавшемся действий или бездействия полиции при расследовании и предотвращении преступления, имела силу ограниче­ния права на обращение в суд. Европейский Суд счел, что обоснование по делу “Осман против Соединенного Королевства” лежало в понимании за­конодательства о небрежности (см., в частности, упоминавшееся выше По­становление Европейского Суда по делу “Осман против Соединенного Ко­ролевства”, pp. 3166—3167, §§ 138—139), которое должно быть пересмотрено в свете разъяснений, сделанных позже национальными судами, а именно Палатой лордов. Европейский Суд убежден, что законодательство о небреж­ности, измененное национальными судами после вынесения постановления по делу “”Капаро Индастриз пи-эл-си” против Дикмена” (упоминавшегося выше) и недавно проанализированное в постановлении по делу “Барретг против “Ландон Бороу ов Энфилд”” (упоминавшемся выше), включает в себя справедливый, правильный и разумный критерий о присущем элементе обязанности заботы и что вопросы права в отношении такого элемента в настоящем деле не раскрывают наличие иммунитета. В настоящем деле Ев­ропейский Суд подводят к выводу о том, что неспособность заявителей подать иск против местных властей исходит не из иммунитета, а из приме­нения принципов, определяющих материальное право на иск в националь­ном праве. Ограничение права на обращение в суд такого рода, какое уста­новлено в деле “Ашингден против Соединенного Королевства” (упоминав­шемся выше), отсутствовало.

101.  Таким образом, заявители не могут утверждать, что они были лишены права на рассмотрение по существу их исков из небрежности. Иски были надлежащим образом справедливо рассмотрены в свете при­менимых национальных правовых принципов, касающихся деликта, со­стоящего в небрежности. Как только Палата лордов вынесла решение по доказуемым вопросам права, что повлекло применимость пункта 1 Статьи 6 Конвенции (см. выше §§ 87—89), заявители более не могут утверждать о наличии права в соответствии с пунктом 1 Статьи 6 Конвенции, чтобы добиться заслушивания фактов дела. Как указано выше, такое слушание не было бы необходимым, если только не будет установлено наличие небрежности в отношении обязанности заботы в их деле. Европейский Суд не должен устанавливать, что это было бы исходом процедуры остав­ления жалобы без удовлетворения, поскольку это неминуемо повлечет замену его собственным мнением надлежащее толкование и содержание национального законодательства.

102.  Тем не менее, данное дело касается толкования национального права Палатой лордов, имевшего результатом оставление без удовлетво­рения жалобы заявителей. Было установлено, что деликт, состоящий в небрежности, не предусматривает обязанности заботы для местных влас­тей при осуществлении ими их законных полномочий. Жизнь детей была описана психиатром как “ужасающая” (см. выше § 40), и Европейский Суд признал, что заявители являлись жертвами по Статье 3 Конвенции (см. выше § 74). Исход разбирательства на национальном уровне, которое они возбудили, был таковым, что дети, имеющие жалобы, подобные дан­ной, не могут подать иск из небрежности против местных властей с тре­бованием компенсации, независимо от того, насколько предсказуем — и тяжек — был причиненный вред и насколько необоснованными были действия местных властей, не предпринявших мер по предотвращению причинения такого вреда. Заявители были правы, утверждая, что пробел, обнаруженный ими в национальном праве, поднимает вопросы в соот­ветствии с Конвенцией, но, по мнению Европейского Суда, это вопросы по Статье 13 Конвенции, а не по пункту 1 Статьи 6 Конвенции.

103.  Европейский Суд отметил, что объектом и целью, лежащими в основании Конвенции, как установлено в Статье 1 Конвенции, является то, что права и свободы должны обеспечиваться Договаривающимся Го­сударством лицам, находящимся под его юрисдикцией. В механизме за­щиты, установленной Конвенцией, основополагающим является то, что национальные системы сами определяют способы устранения нарушений ее положений, и Европейский Суд осуществляет свою надзорную функ­цию на основании принципа субсидиарности. В данном контексте Ста­тья 13 Конвенции, требующая наличия эффективных средств правовой защиты в отношении нарушений Конвенции, принимает на себя важней­шие функции. Жалобы заявителей, в общем, касаются того, что им не были предоставлены средства правовой защиты в судах ввиду необеспе­чения надлежащего уровня их защиты от злоупотреблений, на которую они имеют право в соответствии со Статьей 3 Конвенции. Национальные суды ссылались на “соображения публичной политики, которые в первую очередь требуют соблюдения закона”, поскольку “правонарушения долж­ны быть устранены” (см. выше § 46). Что касается нарушений Конвенции, этот принцип закреплен в Статье 13 Конвенции (см., inter alia, Постанов­ление Большой Палаты Европейского Суда по делу “Кудла против Поль­ши” (KudJa v. Poland), жалоба № 30210/96, ECHR 2000-XI, § 152). Соглас­но Статье 13 Конвенции право заявителей на пользование средствами правовой защиты должно быть рассмотрено и при необходимости восста­новлено.

104.  Следовательно, Европейский Суд пришел к выводу, что наруше­ние Статьи 6 Конвенции отсутствует.

 

IV ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 13 КОНВЕНЦИИ

 

105.  Заявители утверждали, что они были лишены средств правовой защиты для получения возмещения ущерба за вред, причиненный им в результате неисполнения местными властями своих обязанностей по их защите, и ссылались при этом на Статью 13 Конвенции, которая устанав­ливает следующее:

“Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в госу­дарственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, дей­ствовавшими в официальном качестве”.

106.  Заявители утверждали, что правило об исключении ответствен­ности, установленное Палатой лордов по их делу, лишило их эффектив­ного средства правовой защиты в национальной правовой системе ввиду нарушения Статьи 3 Конвенции, которое было допущено в отношении них. Хотя требуемые Статьей 13 Конвенции средства правовой защиты не обязательно должны быть судебными по своему характеру, в отноше­нии заявителей было необходимо рассмотрение их дела в суде. Это про­изошло по той причине, что деликт, состоящий в небрежности, был един­ственным средством правовой защиты в национальном праве, которое способно определить сущность их жалобы и которое (за исключением предполагаемого иммунитета) наиболее близко соответствовало бы тре­бованиям Конвенции. Ответственность государственных служащих, при­меняющаяся как к Статье 3, так и Статье 13 Конвенции, требует также наличия права на обращение в суд, и при этом лицо может привлечьответственного государственного служащего к состязательному разбира­тельству по делу и получить решение, осуществляемое при необходимости с помощью принуждения, о присуждении компенсации, если иск обосно­ван. Формулировка Статьи 13 Конвенции также запрещает предоставле­ние иммунитета государственным служащим, и данный иммунитет дол­жен рассматриваться как нарушение сущности и целей Конвенции.

107.  Власти Соединенного Королевства указывали, что заявители рас­полагали целым рядом средств правовой защиты, которые могли эффек­тивно устранить причиненный вред. Они включали в себя выплату ком­пенсации Комитетом по компенсациям за ущерб, причиненный в резуль­тате преступной деятельности, возможность обращения к омбудсмену местных органов власти и процедуру подачи жалоб в соответствии с За­коном об охране детства 1989 года. Однако власти Соединенного Коро­левства признали, что при данных обстоятельствах дела средства правовой защиты, взятые по одиночке или в целом, были недостаточными для выполнения требований Статьи 13 Конвенции. Они признавали, что имело место серьезное нарушение одного из наиболее важных Конвен­ционных прав, что Комитет мог присудить компенсацию лишь за ущерб, причиненный преступлением, а не за последствия небрежности и что рекомендации омбудсмена не имели бы обязательной силы. В настоящем деле власти Соединенного Королевства несли обязанность по обеспече­нию того, чтобы определенная форма компенсации была доступной для возмещения ущерба, причиненного в результате нарушения Статьи 3 Кон­венции, либо посредством создания более широкой схемы законных ком­пенсаций, либо посредством придания обязательности решениям омбуд­смена, либо через суды. Власти Соединенного Королевства указывали, что с октября 2000 года, когда вступил в силу Закон о защите прав человека 1998 года, потерпевший может подать в суды иск против публичных влас­тей ввиду нарушения материального права, и суды имеют полномочия присуждать компенсации за причиненный ущерб.

108.  Как неоднократно указывал Европейский Суд, Статья 13 Конвен­ции гарантирует доступность на национальном уровне средств правовой защиты при осуществлении прав и свобод, признанных в Конвенции, независимо от того, каким способом это будет обеспечиваться в нацио­нальной правовой системе. Таким образом, Статья 13 Конвенции требует, чтобы положение о внутреннем средстве правовой защиты применялось к “доказуемой жалобе” в соответствии с Конвенцией и предоставляло надлежащую помощь, хотя Договаривающиеся Стороны располагают оп­ределенными пределами усмотрения в отношении того, каким образом они будут выполнять свои Конвенционные обязательства согласно дан­ной Статье. Объем обязательства по Статье 13 Конвенции также изменя­ется в зависимости от природы жалобы заявителя в соответствии с Кон­венцией. Тем не менее, средство правовой защиты, требуемое Статьей 13 Конвенции, должно быть “эффективным” как на практике, так и в праве (см., среди прочих прецедентов, Постановление Европейского Суда по делу “Айдын против Турции” (Aydin v. Turkey) от 25 сентября 1997 г., Reports 1997-VI, pp. 1895-1896, § 103).

109.  Ранее Европейский Суд установил, что если стоит вопрос о таких основополагающих и важных правах, как право на жизнь или запрет пыток, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения, Статья 13 Кон­венции требует помимо выплаты компенсации, если она уместна, проведе­ния тщательного эффективного расследования, способного привести к ус­тановлению и наказанию лиц, ответственных за причиненный ущерб, включающего эффективный доступ лиц, подавших жалобы, к процедуре рассле­дования (см. Постановление Европейского Суда по делу “Кайя против Тур­ции” (Kaya v. Turkey) от 19 февраля 1998 г., Reports 1998-1, pp. 330—331, § 107). Однако такие случаи касались предполагаемых убийств и обращения, про­тиворечащих Статье 3 Конвенции, включающих потенциальную уголовную ответственность сотрудников служб безопасности. Если речь идет о предпо­лагаемом неосуществлении властями защиты лиц от действий других, Ста­тья 13 Конвенции может не всегда требовать принятия властями на себя ответственности за проведение расследования по подобным утверждениям. Однако механизм установления ответственности государственных служащих или органов за действия или бездействие, повлекшие нарушение Конвенции, должен быть доступен жертвам или родственникам жертв. Более того, в случае нарушения Статей 2 и 3 Конвенции, положения которых считаются наиболее важными в Конвенции, компенсация морального вреда, вытекаю­щая из такого нарушения, должна быть, в принципе, частью доступных средств правовой защиты.

110.  Заявители утверждали, что по их делу может быть предоставлено эффективное средство правовой защиты лишь в случае проведения состя­зательных судебных слушаний против публичных органов, ответственных за нарушение. Европейский Суд отметил, что власти Соединенного Ко­ролевства признали недостаточную эффективность средств правовой за­щиты, имевшихся у заявителей. Власти Соединенного Королевства ука­зывали, что в будущем согласно Закону о защите прав человека 1998 года жертвы нарушения прав человека получат возможность подавать иски в суды, наделенные полномочием устанавливать компенсации за причинен­ный ущерб. Европейский Суд не посчитал надлежащим в настоящем деле делать вывод о том, только ли судебное разбирательство может предоста­вить эффективную помощь, хотя судебные средства правовой защиты действительно предоставляют твердые гарантии независимости, права на обращение в суд потерпевшего и его родственников и обеспеченность правовой санкцией выплаты в соответствии с требованиями Статьи 13 Конвенции (см.,mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу “Класс и другие против Германии” (Klass and Others v. Germany) от 6 сентября 1978 г., Series A, № 28, p. 30, § 67).

111.  Европейский Суд пришел к выводу, что в настоящем деле заяви­телям не были доступны надлежащие способы достижения рассмотрения их утверждений о том, что местные власти не осуществили их защиту от бесчеловечного и унижающего достоинство обращения, и при этом за­явители были лишены возможности добиться присуждения обеспеченной правовой санкцией компенсации ущерба, причиненного им. Следователь­но, им не было предоставлено эффективное средство правовой защиты в отношении нарушения Статьи 3 Конвенции, и, таким образом, имело место нарушение Статьи 13 Конвенции.

V. ПРИМЕНЕНИЕ СТАТЬИ 41 КОНВЕНЦИИ

 

112.  Статья 41 Конвенции гласит:

“Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Про­токолов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого на­рушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компен­сацию потерпевшей стороне”.

А. Материальный ущерб 1. Заявители

113. Заявители утверждали, что им должен быть компенсирован ущерб, причиненный утратой будущего заработка и будущих расходов на меди­цинские услуги. Их жизненный опыт различными способами и в различ­ной степени негативно сказался на них. Присуждение компенсации ма­териального ущерба позволило бы им вести жизнь с некоторой финансо­вой обеспеченностью, потенциально способствующей жить независимо, и помогло бы им оплачивать лечение и иметь средства к существованию.

114.  Заявители  представили  последние  медицинские доклады  от 16 мая 2000 г., составленные доктором Джин Харрис-Хендрикс (JeanНагris-Hendriks) относительно улучшений состояния их здоровья и прогнозов его изменений.

(i) Указывалось, что Z. вылечилась от серьезной депрессии, которая у нее была во время помещения ее под опеку. Хотя она более не страдала психи­ческим расстройством, эмоционально, социально и практически она отли­чалась от девочек ее возраста и была по статистике подвержена беспокойству и, возможно, депрессии в будущем. Ее проблемы были расценены как про­блемы умеренной тяжести. Было установлено, что ей будет необходимо прой­ти психотерапевтическое лечение вне государственной системы здравоохра­нения, состоящее примерно из 60—100 сеансов стоимостью от 70 до 90 фунтов стерлингов за сеанс, чтобы преодолеть такую нестабильность психи­ки, в частности, в период переходного возраста. Вероятно, она будет в ущем­ленном положении на рынке труда, хотя ожидается, что она сможет продол­жить обучение, укрепить свою психику и включиться в работу. Ее предста­витель потребовал выплатить 9000 фунтов стерлингов за расходы на психи­атрическое лечение в будущем и 40 000 фунтов стерлингов за компенсацию будущих препятствий на рынке труда, всего 49 000 фунтов стерлингов.

(ii) А. не явился на встречу с доктором Харрис-Хендрикс, которая также сослалась на недостаточность подробной информации относитель­но периода нахождения А. под опекой. Однако она встречалась с А. от имени местных властей в мае 1993 года и обладала некоторыми сведения­ми о его предыдущем лечении и его проблемах. На этой основе она пришла к выводу, что он длительное время страдал от психического рас­стройства и имел слабые шансы на выздоровление. Вероятность посеще­ния им нормальной школы оставалась незначительной. Он был подвер­жен приступам агрессии и с трудом справлялся с ежедневными задачами. В настоящее время он страдает от расстройства способности общаться с другими, что было прямым следствием пренебрежения со стороны роди­телей и злоупотреблений. В отношении него прогнозы были чрезвычайно безрадостными, и, вероятно, ему будет необходима периодическая госпи­тализация. Он будет иметь серьезные проблемы при трудоустройстве и вряд ли сможет постоянно работать. Предполагая, что он каким-либо иным способом сможет получить малооплачиваемую работу, зарабатывая 15000 фунтов стерлингов в год, и что обычный возраст прекращения трудовой деятельности — 65 лет, принимая во внимание неопределен­ность и предыдущее соглашение, А. потребовал 150 000 фунтов стерлингов за утрату будущих доходов. Поскольку у него была обоснованная и не­прекращающаяся необходимость в психиатрическом лечении вне госу­дарственной системы здравоохранения, А. потребовал 50 000 фунтов стер­лингов как минимальную примерную стоимость его будущего лечения. В целом требование составило 200 000 фунтов стерлингов.

(iii) В. все еще страдал от невылеченного посттравматического стресса и хронического генерализованного беспокойства. Его мучили ночные кошмары, и если его не лечить, он будет оставаться в том же расстроенном эмоциональном состоянии. Ему требовалось не ограниченное во времени психиатрическое лечение в будущем вне ограниченной в возможностях государственной системы здравоохранения. Стоимость лечения мини­мально оценивалась в 50 000 фунтов стерлингов. У него намечались труд­ности как в получении образования, так и в дальнейшем трудоустройстве ввиду его хронического психического расстройства и ограниченных об­щественно используемых способностей. Прогнозы его будущего трудо­устройства были не настолько мрачными, как у А., но, вероятно, в его трудовой деятельности будут значительные перерывы. Предусматривая 6 перерывов в год, исходя из средней годовой заработной платы 15000 фунтов стерлингов, он потребовал 90 000 фунтов стерлингов. Таким об­разом, общая сумма требований В. составила 140 000 фунтов стерлингов.

(iv) С. описывалась счастливой при проживании в доме ее приемных родителей, хотя она и несла существенное бремя ввиду ее происхож­дения и воспоминаний. Она иногда злилась и спрашивала о своей родной матери. У нее оставались проблемы с воспитанием, которые, вероятно, будут устранены хорошим воспитанием приемными родите­лями. Однако ее больше чем других детей посещало чувство беспокой­ства, и существовала вероятность возникновения у нее депрессий в будущем. В настоящее время она не проходила психиатрическое лече­ние, хотя следует предусмотреть его возможную необходимость в под­ростковом возрасте и взрослом. Ввиду рекомендуемых 30—50 сеансов лечения стоимостью 70—90 фунтов стерлингов за сеанс она потребо­вала выплаты 4500 фунтов стерлингов за психиатрическое лечение в будущем. Компенсация 10 000 фунтов стерлингов была потребована в качестве компенсации утраты будущих доходов, и общая сумма требо­ваний С. составила 14 500 фунтов стерлингов.

В докладах отмечалось, что все дети должны были получить компен­сацию ввиду их требований, сделанных в 1994 году, это помогло бы им получить дополнительную психиатрическую помощь, которая улучшила бы прогнозы изменений состояния их здоровья. Проблемы А. были ос­ложнены отсутствием лечения, в то время как надлежащая психиатричес­кая, образовательная и экологическая помощь могла существенно улуч­шить прогнозы изменений состояния его здоровья. Что касается В., то психотерапевтическая помощь могла бы улучшить его нестабильное эмо­циональное состояние, и прогнозы изменений состояния здоровья не были бы такими мрачными. В докладах также выражены сожаления о том, что к рекомендациям о прохождении курса психотерапевтического лече­ния в отношении А. и В. в 1993 году (обоих) и 1998 году (в отношении В.) местные власти не прислушались, и отмечено, как одному социаль­ному работнику сказали, что на это нет ни денег, ни времени.

2. Власти Соединенного Королевства

115. Власти Соединенного Королевства утверждали, что было бы не­правильно ссылаться на национальное прецедентное право при опреде­лении меры оценки в отношении требований справедливой компенсации по Статье 41 Конвенции, как Европейский Суд сделал в своей оценке применительно к принципам его собственного прецедентного права. Как они подчеркнули, следует принимать во внимание и то, что жестокое обращение и пренебрежение, которому подвергались заявители, были результатом действий не местных властей, а их родителей. Также не нужно забывать, что нарушение Статьи 3 Конвенции возникает только после того, как не будут предприняты эффективные меры, если ситуация в доме не свидетельствует о происходящих улучшениях и нет оснований пола­гать, что дети должны были незамедлительно быть изъяты из семьи. Ком­пенсация не должна быть присуждена и в отношении предполагаемого нарушения Статьи 13 Конвенции, поскольку ущерб был бы возмещен компенсацией за нарушение Статьи 3 Конвенции. Оценивая, какая ком­пенсация была бы справедливой, следует принимать во внимание также то, что заявители располагали целым рядом средств правовой защиты для получения компенсации, в частности, они получили компенсацию от Комитета по компенсациям за ущерб, причиненный в результате преступ­ной деятельности.

116.  Касаясь последних медицинских докладов, власти Соединенного Королевства считали, что они выполнены в практически идентичных по­нятиях, без какой-либо попытки провести разделение между состоянием здоровья детей указанием их возраста на момент нарушения, пола и дли­тельности лечения. Не было рассмотрено и то, какую роль играл темпе­рамент заявителей, а также фактор окружения, включая заботу, которую они получали с 1992 года. Не было уделено внимание ущербу, который мог быть им причинен с того момента, как их поместили под опеку.

117. Обращаясь к конкретным заявленным требованиям, власти Со­единенного Королевства отметили, что Z. вылечилась от депрессии и значительно преуспела в обучении в школе, не имея значительных про­блем. Ничто не подтверждало необходимость посещения от 60 до 100 сеансов психотерапевтического лечения. Принимая во внимание ее про­гресс, можно считать, что заявление о статистической уязвимости в от­ношении беспокойства и депрессий в будущем также не обоснованно.

Доклад о состоянии здоровья А., по мнению властей Соединенного Королевства, был особенно неудовлетворительным, поскольку он был составлен без явки А. на встречу и в отсутствие полной информации о его жизни. Хотя он не обращался в специализированные клиники, как ему предлагали, он лечился у терапевта в общине, в которой он проживал с 1996 по 1998 год. Было мало оснований или их не было вовсе, чтобы презюмировать усугубление его трудностей ввиду факта неудовлетворения его предыдущих требований компенсации.

Доклад о состоянии здоровья В. тоже был спекулятивным и необосно­ванным в отношении предполагаемого неблагоприятного влияния отсут­ствия компенсации. Комментарии о сложностях обучения являлись не­приемлемыми.

Доклад о состоянии здоровья С. свидетельствовал о том, что девочка не была психически больной и чувствовала себя хорошо, но на этом основании был сделан вывод, что у нее были эмоциональные и практи­ческие трудности в общении со своими сверстницами и во взаимопони­мании с ними. Заявления о вероятных потребностях в будущем и о пред­полагаемом влиянии неудовлетворения требований о компенсации не были подтверждены доказательствами.

118.  Власти Соединенного королевства утверждали, что в свете этих соображений присуждение разумных сумм в размере 20 000 фунтов стер­лингов для Z., 40 000 фунтов стерлингов для А., 30 000 фунтов стерлингов для В. и 10 000 фунтов стерлингов для С. было бы справедливой компен­сацией заявителям и материального ущерба, и морального вреда.

3. Мнение Европейского Суда

119.  Касательно требований заявителей о компенсации материального ущерба прецедентное право Европейского Суда устанавливает, что долж­на быть прямая причинно-следственная связь между ущербом, причинен­ным заявителю, и нарушением Конвенции и что она в применимых слу­чаях включает вы себя компенсацию утраченного заработка (см., среди прочих прецедентов, Постановление Европейского Суда по делу “Барбера, Мессеге и Хавардо против Испании” (Barbera, Messegue and Jabardo v. Spain) от 13 июня 1994 г. (справедливая компенсация), Series A, № 285-С, pp. 57—58, §§ 16—20, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда  по делу  “Чакичи  против Турции”  (Cakici  v.  Turkey),  жалоба № 23657/94, ECHR 1999-1V, § 127).

120. Точному подсчету суммы, необходимой для полной компенсации (restitutio in integritum) причиненного заявителям материального ущерба, может помешать неотъемлемо неопределенный характер ущерба, вытека­ющего из нарушения (см. Постановление Европейского Суда по делу “Янг, Джеймс и Вебстер против Соединенного Королевства” (Young, James and Webster v. United Kingdom) от 18 октября 1982 г. (справедливая компенсация), Series A, № 55, pp. 6—7, § 11). Возмещение также может быть присуждено, несмотря на большое количество факторов, не подда­ющихся точной оценке при подсчете будущего ущерба, хотя чем больший период времени учитывается, тем более неопределенным становится со­отношение между нарушением и ущербом. Вопрос, который следует ре­шать в подобных делах, состоит в определении размера справедливой компенсации как материального ущерба, причиненного в прошлом, так и того, что будет причинен в будущем, которую необходимо присудить каждому заявителю, и этот вопрос должен быть разрешен Европейским Судом по его усмотрению с учетом принципа справедливости (см. Поста­новление Европейского Суда по делу “Санди Тайме против Соединенного Королевства № 1” (Sunday Times v. United Kingdom (№ 1)) от 6 ноября 1980 г. (справедливая компенсация), Series А, № 38, р. 9, § 15, и Поста­новление Европейского Суда по делу “Смит и Грейди против Соединен­ного Королевства” (Smith and Grady v. United Kingdom) (справедливая компенсация), жалобы №№ 33985/96 и 33986/96, ECHR 2000-IX, §§ 18-19). При установлении размера компенсации выплаты, присужденные по схо­жим делам против того же государства, принимаются во внимание, но не являются определяющими.

121.  Обращаясь к настоящему делу, Европейский Суд напомнил, что всем четверым детям причинен психологический и физический вред в результате злоупотреблений и пренебрежения со стороны их родителей на протяжении более четырех лет (см. выше §§ 11—40). Нарушение Ста­тьи 3 Конвенции касалось непринятия местными властями разумных мер, способных защитить заявителей от причинения ущерба. Таким образом, имеет место прямая причинно-следственная связь между нарушением и ущербом, причиненным детям. Если верно то, как утверждали власти Соединенного Королевства, что отсутствуют выводы, согласно которым детей было необходимо незамедлительно передать под опеку, и что детям был бы все равно причинен ущерб, даже если бы эффективные меры были предприняты на более ранней стадии, то, как отметил Европейский Суд, тяжесть ущерба, причиненного детям, неотделимо соотносится с длитель­ным периодом времени, во время которого продолжалось злоупотребле­ние, и этот фактор является центральным при определении наличия на­рушения Статьи 3 Конвенции в настоящем деле.

122. Европейский Суд принял во внимание доводы, приведенные влас­тями Соединенного Королевства относительно медицинских докладов, представленных заявителями, в частности, об отсутствии какой-либо по­пытки сравнить учебу и шансы на трудоустройство детей до того, как их передали под опеку. Нельзя исключать, например, что у А. и В., у которых установлены сложности в обучении, были бы определенные проблемы в любом случае. Однако такие оценки неизбежно были бы неточными и основанными на своего рода спекуляции, как это произошло во мнении, выраженном доктором Харрис-Хендрикс относительно прогнозов изме­нения состояния здоровья и влияния на возможность получения образо­вания и трудоустройства. Также можно отметить, что медицинские до­клады не были рассмотрены в ходе состязательных слушаний.

123.  Тем не менее, на основании информации, полученной Европей­ским Судом, можно сделать вывод, что в любом случае четверо детей будут страдать от переживаний своего прошлого всю свою жизнь. Их способ­ность справиться с этим будет зависеть от их личностных качеств и по­мощи, которая может быть им предоставлена.

124.  Очевидно, что Z. полностью вылечилась от депрессии, и ожида­ется, что, получая поддержку в своей новой семье, у нее лучше пойдут дела в школе и вообще в будущем. С., которая ввиду ее юного возраста менее пострадала в результате указанных событий, также успешно влилась в новую семью и без проблем успешно училась в школе. В их отношении Европейский Суд установил, что невозможно с какой-либо степенью оп­ределенности прийти к выводу об их возможных трудностях при трудо­устройстве в будущем. Несмотря на текущие позитивные прогнозы изме­нений их состояния здоровья, можно признать разумно вероятным то, что в будущем им может потребоваться профессиональная помощь, чтобы справиться с проблемами, которые могут возникнуть, когда они вырастут и примирятся со своими детскими переживаниями. Присуждение ком­пенсации расходов для их психотерапевтического лечения в будущем по­служит им помощью, необходимой в таком процессе.

125.  А. причинен наибольший ущерб из всех детей, и он до сих пор страдает от психического расстройства. Терапевтическое лечение поможет ему сейчас и будет необходимым в будущем. Европейский Суд убежден, что в этом отношении можно полагаться на медицинский доклад, так как доктор Харрис-Хендрикс ранее обследовала А. и имела доступ к доста­точной информации, подтверждающей ее мнение. Поскольку А. не сумел влиться в семью и адаптироваться к обучению, прогнозы изменений его здоровья описываются как мрачные. В отношении него можно утверж­дать, что ущерб, причиненный в результате злоупотреблений, возможно, повлияет на его трудоустройство в будущем. Требуемая компенсация над­лежащим образом отражает этот ущерб.

126.  В. страдает от посттравматического стресса и беспокойства, что, вероятно, будет у него проявляться время от времени. Ему необходимо психиатрическое лечение как в настоящее время, так и в будущем. Он ходил в школу в группу для детей со специальными потребностями. Также вероятно, хотя и в меньшей степени, чем в отношении А., что у него будут проблемы с получением работы и возможностью удержаться на ней в будущем. Требуемая компенсация надлежащим образом отражает причи­ненный ущерб.

127.  Принимая во внимание неопределенность положения заявителей и исходя из принципа справедливости, Европейский Суд присудил Z. 8000 фунтов стерлингов в возмещение затрат на лечение; А. 50 000 фунтов стерлингов в возмещение будущих расходов на лечение и 50 000 фунтов стерлингов ввиду утраты возможности трудоустройства; В. 50 000 фунтов стерлингов в возмещение будущих расходов на лечение и 30 000 фунтов стерлингов ввиду утраты возможности трудоустройства; С. 4000 фунтов стерлингов в возмещение будущих расходов на лечение.

В. Моральный вред

1.  Заявители

128. Заявители требовали возмещения морального вреда ввиду причинен­ного физического и психического ущерба их здоровью. Z. страдала от тяже­лой депрессии и сильного недоедания, и прогнозировалось, что ей потребу­ется длительное психиатрическое лечение, возможно, когда она станет взро­слой. А. страдал от посттравматического стресса и был постоянно подавлен­ным. Имелись доказательства в пользу того, что отец бил его кочергой и что он подвергался половому насилию. Он постоянно находился в страхе и нуж­дался в длительном психиатрическом лечении. В. также страдал от посттрав­матического стресса, и имелись доказательства того, что отец бил его кочер­гой и что он подвергался половому насилию. Он страдал от ночных кошмаров и просыпался, крича. Представляется, он нуждался в длительном психиат­рическом лечении. С. причинен не такой тяжелый ущерб, но ей также не­обходимо некоторое психиатрическое лечение. Ее мать не следила за ее здоровьем, и в результате у нее развилось косоглазие.

По оценке доктора Блэк, психике Z., А. и В. причинен вред, находя­щийся на высшем уровне тяжести. У них были “явные проблемы” в повседневной жизни и в отношениях в семье, с друзьями и с теми, с кем они общаются. В частности, у А. и В. — плохие прогнозы изменений состояния здоровья, и существует вероятность их уязвимости в будущем. С. причинен вред в рамках “средней тяжести”. Хотя у нее имеются зна­чительные проблемы в вышеназванных сферах, прогнозы в отношении нее намного лучше.

Принимая во внимание размеры компенсаций по подобным делам, при­суждаемых национальными судами, заявители сочли, что разумными сум­мами будут 35 000 фунтов стерлингов для Z., 45 000 фунтов стерлингов для А., 40 000 фунтов стерлингов для В. и 25 000 фунтов стерлингов для С.

2.  Власти Соединенного Королевства

129.  Как власти Соединенного Королевства указали выше, они счита­ли, что присуждение 20000 фунтов стерлингов для Z., 40000 фунтов стерлингов для А., 30 000 фунтов стерлингов для В. и 10 000 фунтов стер­лингов для С. было бы справедливой компенсацией заявителям и мате­риального ущерба, и морального вреда.

3.  Мнение Европейского Суда

130.  Дети пострадали в результате тяжкого злоупотребления и прене­брежения, длившихся более четырех лет. В результате этого Z., А. и В. страдали, а двое мальчиков продолжают страдать от психических заболе­ваний. А. и В. причинен физический вред здоровью, а к ухудшению зрения С. относились с пренебрежением. Описание условий, в которых они про­живали, и травматическое воздействие, оказанное такими условиями, не оставили у Европейского Суда сомнений относительно того, что запра­шиваемая сумма надлежащим образом отражает компенсацию за причи­ненные им боль и страдания.

131.  При такой оценке Европейский Суд напомнил, что размером компенсации, применяемые в национальных судах, хотя и относятся к делу, но не являются решающими. Он не счел надлежащим или желательным делать разграничения между положением детей в данном деле. Исходя из принципа справедливости, Европейский Суд присудил каждому ребенку по 32 000 фунтов стерлингов.

С. Судебные расходы и издержки

132. Заявители потребовали 52 781,28 фунта стерлингов, включая налог на добавленную стоимость, в качестве компенсации судебных расходов и издержек, в которые входили расходы на участие в слушаниях в Европей­ской Комиссии и в Европейском Суде, гонорар доктора Харрис-Хендрикс и затраты на составление требований по Статье 41 Конвенции.

133.  Власти Соединенного Королевства не оспаривали ставку почасовой оплаты и количество часов, указанные адвокатами заявителей. Они поста­вили под сомнение необходимость участия адвоката-эксперта в области за­конодательства о небрежности в дополнение к адвокату-специалисту в об­ласти защиты прав человечка. Они также поставили под сомнение необходи­мость участия центра “ЭЙР” (AIRE Centre) в дополнение к опытным адво­катам и солиситору и отметили, что гонорары центра “ЭЙР” за участие в слушаниях по делу также были полностью включены в расходы по второму делу — “Т.Р. и К.М. против Соединенного Королевства” (Т.Р. and K.M. v. United Kingdom) (Постановление Большой Палаты Европейского Суда, жа­лоба № 28945/95, ECHR 2001-V), которое рассматривал Европейский Суд в тот же день. Они предположили, что 43 000 фунтов стерлингов были бы приемлемой суммой, принимая во внимание такое уменьшение суммы. Од­нако если не будет установлено нарушений Статей 6 и 8 Конвенции, они оспаривают необходимость выплаты этих гонораров за работу, выполненную после апреля 2000 года, когда власти Соединенного Королевства признали нарушения Статей 3 и 13 Конвенции. При этих обстоятельствах разумной компенсацией была бы сумма в 36 000 фунтов стерлингов.

134.  Европейский Суд напомнил, что только те судебные расходы и издержки, которые действительно необходимо были понесены и которые являются разумными в своих размерах, могут быть возмещены в соответ­ствии со Статьей 41 Конвенции (см., среди прочих прецедентов, Поста­новление Большой Палаты Европейского Суда по делу “Николова против Болгарии” (Nikolova v. Bulgaria), жалоба № 31195/96, ECHR 1999-11, § 79). Он считал, что дело затрагивает важные и сложные вопросы, касающиеся фактов, установленных Европейской Комиссией, и вопросов права. Ев­ропейский Суд не считал, что расходы, понесенные после апреля 2000 года, не должны быть компенсированы как таковые, поскольку должны были быть разрешены сложные вопросы, включая требования о компен­сации материального ущерба и морального вреда, причиненных наруше­ниями, признанными властями Соединенного Королевства. Однако по­скольку требования по Статье 6 Конвенции, являвшиеся существенной частью жалобы, были отклонены, присуждаемый размер компенсации судебных расходов и издержек должен быть сокращен. Европейский Суд принял во внимание тот факт, что жалобы по Статье 6 Конвенции были в некоторой степени связаны с жалобой о неадекватности средств правовой защиты по Статье 13 Конвенции.

135.  В свете указанных вопросов Европейский Суд присудил общую сумму 39 000 фунтов стерлингов в качестве компенсации судебных расхо­дов и издержек, включая налог на добавленную стоимость.

D. Процентная ставка при просрочке платежей

136. Согласно информации, полученной Европейским Судом, годовая процентная ставка, применяемая в Соединенном Королевстве на день принятия настоящего Постановления, составляет 7,5 процента.

НА ЭТИХ ОСНОВАНИЯХ СУД:

1) единогласно постановил, что имело место нарушение Статьи 3 Кон­венции;

2)  единогласно постановил, что не возникает отдельного вопроса по Статье 8 Конвенции;

3)  постановил двенадцатью голосами против пяти, что отсутствовало нарушение Статьи 6 Конвенции;

4)  постановил пятнадцатью голосами против двух, что имело место нарушение Статьи 13 Конвенции;

5) единогласно постановил:

(a)  что государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления Постановления в законную силу выплатить заявителям сле­дующие суммы:

(i) 8000 (восемь тысяч) фунтов стерлингов Z., 100 000 (сто тысяч) фунтов стерлингов А., 80 000 (восемьдесят тысяч) фунтов стерлингов В. и 4000 (че­тыре тысячи) фунтов стерлингов С. в возмещение материального ущерба;

(ii) 32 000 (тридцать две тысячи) фунтов стерлингов каждому заявите­лю в возмещение морального вреда;

(iii) 39 000 (тридцать девять тысяч) фунтов стерлингов в возмещение судебных расходов и издержек, включая налог на добавленную стоимость;

(b) что проценты по годовой ставке 7,5 процента подлежат выплате по истечении вышеупомянутых трех месяцев и до момента выплаты;

6) единогласно отклонил остальные требования заявителей о справед­ливой компенсации.

Совершено на английском и французском языках и оглашено на от­крытом слушании во Дворце прав человека в Страсбурге 10 мая 2001 г.

П.ДЖ. МАХОНИ                                                                       Л. ВИЛЬДХАБЕР

Секретарь-Канцлер Суда                                                          Председатель Суда

В соответствии с пунктом 2 Статьи 45 Конвенции и пунктом 2 Правила 74 Регламента Европейского Суда к настоящему Постановлению прила­гаются следующие особые мнения:

(a)  совпадающее мнение Леди-судьи Арден в отношении Статьи 6 Конвенции;

(b)  совпадающее мнение Леди-судьи Арден в отношении Статьи 41 Конвенции, к которому присоединился судья А. Ковлер;

(c)  частично особое мнение судьи Х.Л. Розакиса, к которому присо­единилась судья Э. Пальм;

(d) частично особое мнение судьи В. Томассен, к которому присоеди­нились судьи И. Касадеваль и А. Ковлер.

Л.В.

П.Дж.М.

СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ

Леди-судьи Арден в отношении Статьи 6 Конвенции

Я согласна, что Статья 6 Конвенции применима в настоящем деле и что она не была нарушена по причинам, указанным большинством судей. Я придаю особую важность подтверждению большинством установлен­ного принципа Конвенционного прецедентного права, согласно которому Статья 6 Конвенции не гарантирует какого-либо конкретного содержания гражданских прав и обязанностей (см. §§ 87,98, 100 и 101 Постановления). В настоящем деле заявители не получили средств правовой защиты со­гласно национальному праву, поскольку национальные суды постанови­ли, что заявители не имеют оснований для подачи иска (см. постановле­ние по делу “X. и другие против Совета графства Бедфордшир” (X. and Others v. Bedfordshire County Council), [1995] 2 Appeal Cases 633).

Столкнувшись с неверным предположением относительно вопросов национального права, согласно которому они имеют общее право подать иск из небрежности, при которой действия ответчика причинили ущерб и существовала достаточная связь между ущербом и небрежностью, за­явители попытались доказать, что решение английских судов являлось предоставлением всеохватывающего полного иммунитета. Я согласна с выводом, содержащимся в § 98 Постановления, что факты настоящего дела не подтверждают данный довод. По моему мнению, если суды Анг­лии, продолжающие проводить разбирательства дел в соответствии с сис­темой общего права судебного законотворчества, устанавливают, что до сих пор не рассмотренная по вопросам права категория ущерба не попа­дает в сферу применения иска из небрежности, это не может быть расце­нено как создание “иммунитета”, является ли он всеохватывающим или ограниченным (см. § 65 Постановления, речь Лорда-судьи Брауна-Уилкинсона по делу “Барретт против “Ландон Бороу ов Энфилд”” (Barrett v. London Borough of Enfield) ([1999] 3 Weekly Law Reports 79). Что сделано в решении Палаты лордов по настоящему делу, так это рассмотрены правовые вопросы, устанавливающие пределы материального содержания национального “гражданского права”. В любом случае, это решение было полностью и тщательно обосновано. Оно не может рассматриваться как продукт произвола и применяется лишь к очень схожим обстоятельствам (см. §§ 98—99 Постановления).

В § 98 Постановления делается ссылка на дело “Файед против Соеди­ненного Королевства” (Fayed v. United Kingdom) (Постановление Евро­пейского Суда от 21 сентября 1994 г., Series А, № 294-В). В этом деле Европейский Суд рассмотрел возможность того, что могло иметь место нарушение права на обращение в суд, если, например, государство может изымать из юрисдикции судов рассмотрение целого ряда гражданских исков или предоставлять иммунитет от гражданской ответственности большим группам или категориям лиц (ibid., pp. 49—50, § 65). Однако в то же время Европейский Суд установил, что Конвенционные органы посредством толкования Статьи 6 Конвенции не могут создавать матери­альное гражданское право, которое не имеет правового обоснования в конкретном государстве. Как раз к этому заявители и побуждали Евро­пейский Суд в настоящем деле. Как только будет сделан вывод о том, что право, на которое заявители желали сослаться, не имеет оснований в национальном праве, вопроса о том, имеет ли место “иммунитет”, позво­ляющий ссылаться на принципы, установленные в деле “Файед против Соединенного Королевства”, не возникает.

В деле “Файед против Соединенного Королевства” Европейский Суд не разрешил вопрос о том, были ли действия защиты по иску диффама­ции, предъявленному государственному служащему, согласно английско­му праву таковыми, что влекли применение права на обращение в суд в соответствии с пунктом 1 Статьи 6 Конвенции или материального права на уважение личной жизни в соответствии со Статьей 8 Конвенции. На­против, он предпочел “продолжить рассмотрение дела на том основании, что пункт 1 Статьи 6 Конвенции применим к фактам дела” (ibid.,pp. 50—51, § 67). Европейский Суд пояснил, что поступил так по вопросу процессуальных удобств, поскольку такие же центральные вопросы за­конной цели и соразмерности были подняты по Статье 8 Конвенции и доводы сторон касались только пункта 1 Статьи 6 Конвенции. Таким образом, результат того дела не установил прецедента в отношении при­менимости пункта 1 Статьи 6 Конвенции или приуменьшил принцип, которому я придаю особую важность, а именно, что Статья 6 Конвенции не гарантирует конкретного содержания гражданских прав и обязанностей (см. §§ 87, 98, 100 и 101 настоящего Постановления).

СОВПАДАЮЩЕЕ МНЕНИЕ

Леди-судьи Арден в отношении Статьи 41 Конвенции,

к которому присоединился судья А. Ковлер

Статья 41 Конвенции позволяет Европейскому Суду в необходимых случаях “присуждать справедливую компенсацию потерпевшей стороне”. В Постановлении Европейский Суд присудил две суммы каждому заяви­телю в качестве справедливой компенсации: одну — в возмещение мате­риального ущерба, а другую — морального вреда. Что касается матери­ального ущерба, каждому заявителю присуждены разные суммы. Однако в отношении морального вреда каждому заявителю присуждены одина­ковые суммы. Таким образом, что касается размера компенсации мораль­ного вреда, положения заявителей не были рассмотрены индивидуально. Было расценено, что заявителям причинен одинаковый вред. К тому же, не было проведено разграничение страданий одного заявителя по срав­нению с другим, несмотря на различия положений заявителей.

Я согласна, что справедливая компенсация, которую присудил Евро­пейский Суд в качестве компенсации нарушения Статьи 13 Конвенции, должна включать суммы компенсации морального вреда в дополнение к суммам компенсации материального ущерба. У меня нет никаких сомне­ний, что такая компенсация обоснованна. Однако, по моему мнению, Европейский Суд должен присуждать не одинаковые суммы каждому за­явителю, а отдельные компенсации, отражая тем самым страдания каж­дого из них.

Как показывает § 128 Постановления, заявители сами потребовали раз­ные суммы: 35 000 фунтов стерлингов для Z., 45 000 фунтов стерлингов для А., 40 000 фунтов стерлингов для В. и 25 000 фунтов стерлингов для С.

Всем заявителям были причинены страдания до того, как их передали под опеку. После установления опеки они были осмотрены психиатром-консультантом: в 1993 году доктором Блэк и в 2000 году доктором Харрис-Хендрикс. Диагноз А. показал, что его положение было наиболее тяжелым. В 1993 году ему был поставлен диагноз — посттравматический стресс, а в 2000 году — психическое расстройство, и прогнозы изменений состояния здоровья были неблагоприятными. Было установлено, что В. страдал от посттравматического стресса и в 1993 году, и в 2000 году, а также у него были социальные трудности; в 2000 году у него было опре­делено общее состояние беспокойства, а прогнозы изменений состояния его здоровья были скорее неопределенными, нежели неблагоприятными. Вместе с тем первоначальный диагноз Z., вынесенный в 1993 году, опре­деливший у нее тяжелую депрессию, не был подтвержден, хотя считали, что она может страдать от беспокойств и вероятных депрессий в будущем. В 2000 году трудности С. были охарактеризованы как умеренные; сочли, что она подвержена беспокойству и не страдает от психического расстрой­ства.

При данных обстоятельствах описание мною картины состояния здо­ровья заявителей было сделано потому, что должна была быть проведена отдельная оценка размера компенсации морального вреда в отношении каждого заявителя. Рассмотрев доказательства применительно к Статье 41 Конвенции, я полагаю, что надлежащей компенсацией морального вреда были бы 25 000 фунтов стерлингов для Z., 40 000 фунтов стерлингов для А., 35 000 фунтов стерлингов для В. и 15 000 фунтов стерлингов для С.

ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ

судьи Х.Л. Розакиса, к которому присоединилась судья Э. Пальм

К большому сожалению, я не могу согласиться с оценкой и выводами большинства судей Европейского Суда, что в настоящем деле отсутство­вало нарушение пункта 1 Статьи 6 Конвенции в отношении права заяви­теля на обращение в суд. Причины, по которым я не согласился с выво­дами большинства, следующие:

1. Большинство убеждено, что разбирательство в национальных судах, кульминацией которого стало решение Палаты лордов, соответствовало требованиям пункта 1 Статьи 6 Конвенции в отношении права заявителей на обращение в суд при определении их гражданских прав. Как Европей­ский Суд указал в § 101 Постановления, заявители не могут “утверждать, что они были лишены права на рассмотрение по существу их исков из небрежности. Иски были надлежащим образом справедливо рассмотрены в свете применимых национальных правовых принципов, касающихся деликта, состоящего в небрежности”. И, как указано в § 95 Постановле­ния, “таким образом, доводы, представленные в суды, были сконцентри­рованы на вопросах права, в первую очередь на том, несли ли местные власти обязанность по осуществлению опеки над заявителями”. Однако сложно согласиться с таким подходом. Конечно, требования заявителей в национальных судах не относились к этому предварительному вопросу. Их жалоба состояла в том, что местные власти действовали с ужасающей небрежностью в деле, касающемся законной обязанности заботы, и что надлежало выплатить компенсацию ввиду ущерба, причиненного им в результате неосуществления властями из законных обязанностей. Заяви­тели утверждали о нарушении их гражданских прав в судах и выразили законное ожидание того, что их жалоба будет рассмотрена судами по существу в состязательном разбирательстве, которое позволит им доказать обоснованность их требований. Если будет установлено, что в целом во­прос об обращении в суд разрешен по существу иска в национальных судах, тогда заявители не воспользовались этим правом: на всех стадиях внутригосударственного рассмотрения дела национальные суды лишь рассматривали вопрос юрисдикции, может ли ими быть рассмотрен иск по существу, таким образом, ограничиваясь предварительным вопросом о том, применимо ли правило об исключении ответственности, препятст­вующее рассмотрению дела по существу. Правило об исключении ответ­ственности, вероятно, было ими применено не на основании требований закона или особых прецедентов, которыми они были связаны, а на осно­вании конкретного толкования ими требований английского права в свете обстоятельств дела, переданного им на рассмотрение.

2. Одно дело, конечно, признать, что отсутствовало право на обраще­ние в суд, что, к сожалению, большинство не сделало, и другое — сказать, что при обстоятельствах настоящего дела отсутствие права на обращение в суд было оправданным, поскольку служило конкретной цели и являлось соразмерным ущербу, причиненному лицу, не пользующемуся защитой, которая была бы ему предоставлена в иной ситуации Статьей 6 Конвен­ции. Я готов принять такой альтернативный подход, которого большинство также коснулось, однако, не проведя четкого разграничения между отсут­ствием права на обращение в суд и обстоятельствами, оправдывающими соразмерный отказ в этом праве. Тем не менее, я не готов признать, что факты дела могут привести нас к выводу о том, что заявители были пра­вомерно и соразмерно лишены их права, поскольку публичные интересы превалировали над их законными ожиданиями о рассмотрении их требо­ваний по существу.

Во-первых, из фактов дела вытекает то, что право на подачу иска из небрежности установлено национальным правом в качестве гражданского права; что публичные органы опеки признали небрежность в своих дей­ствиях; и что существовала надлежащая связь между нарушением и ущер­бом в соответствии с критериями, установленными национальным пра­вом. Далее, то, как судебные власти рассмотрели вопросы дела, показы­вает, что в нем подняты сложные вопросы, требующие подробного рас­следования: как утверждали заявители, судья, выносивший решения об установлении опеки, специально передал материалы дела Генеральному солиситору, чтобы тот мог расследовать дело и при необходимости предъ­явить иски из небрежности; Комитет по правовой помощи предоставил заявителям правовую помощь, чтобы их иски были рассмотрены в Палате лордов; Апелляционный суд, большинством голосов отклонивший иски, предоставил заявителям разрешение подать жалобы в Палату лордов, и условием предоставления такого разрешения является то, что иск должен быть доказуемым в национальном праве; председатель Апелляционного суда отметил, что имела место обязанность заботы, указав на такое нару­шение, как “публичное оскорбление здравого смысла”; и в предыдущих делах местные власти признавали иски из небрежности на том основании, что потенциально они несли ответственность.

Таким образом, единственной причиной, которая, вероятно, при­вела к оставлению жалобы без удовлетворения, было толкование прак­тики национальными судами и, в частности, Палатой лордов, основан­ное на доводе о целесообразности и на том, что это вопрос политики. Действительно, применяя третью проверку английского права делик­тов, состоящих в небрежности, а именно было ли справедливо, пра­вильно и разумно налагать ответственность на органы опеки при об­стоятельствах настоящего дела, Палата лордов пришла к выводу, что было бы нежелательно для осуществления таких обязанностей публичными властями налагать на них чрезмерное бремя деликатной обязан­ности за действия или бездействие ввиду невыполнения своих функ­ций. Позиция, занятая Палатой лордов по данному вопросу, нова и представляет собой отказ расширить деликатную ответственность за гражданские правонарушения, возникающие из обязанности заботы местных властей за подопечными детьми.

Задачей Европейского Суда не является включение в рассмотрение соображений социальной политики, которые привели национальные суды к толкованию третьей проверки, таким образом, как они это сделали. В то же время его задачей являются рассмотрение обстоятельств, сопро­вождавших вынесение конкретных решений, и оценка их значимости применительно к Конвенционному принципу соразмерности; и для меня сложно признать, что ввиду важности, приданной фактам дела различны­ми судебными и иными органами, и характера новеллы решения Палаты лордов создание нового прецедентного права, препятствующего рассмот­рению дела по существу, было соразмерным необходимости адекватной защиты лиц (и общества в целом) от небрежности со стороны публичных властей.

Во-вторых, и это более важно, Европейский Суд признал нарушение Статьи 3 Конвенции на основании вывода о том, что “пренебрежение и злоупотребления, которым подвергались четверо заявителей, достигло по­рога бесчеловечного и унижающего достоинство обращения” (см. § 74 Постановления). Мне трудно согласиться с тем, что сложный вопрос публичной важности — как и все вопросы, касающиеся нарушений Ста­тьи 3 Конвенции, — может быть оставлен вне защиты независимыми и беспристрастными судами, созданными на основании закона и осущест­вляющими все гарантии, предусмотренные Статьей 6 Конвенции. Однако большинство придерживалось иного мнения, поскольку оно признало, что даже при обстоятельствах, когда отсутствует нарушение Статьи 3 Кон­венции, Договаривающиеся Государства “пользуются определенной сво­бодой усмотрения в отношении того, как они выполняют свои Конвен­ционные обязательства…”, при условии, что существует эффективное средство правовой защиты для рассмотрения индивидуальных жалоб о бесчеловечном и унижающем достоинство обращении. Тем не менее, боль­шинство пришло к выводу, что в настоящем деле была нарушена Статья 13 Конвенции, а не Статья 6.

Мне представляется, что настоящее дело может рассматриваться как locus classicus пределов усмотрения государств в соответствии с Конвен­цией при установлении наличия права на обращение в национальные суды. В прецедентном праве Европейского Суда непрестанно подчерки­вается тот факт, что право на обращение в суд не является неограничен­ным — и это действительно так. Европейский Суд волен сам определять, в каких случаях Договаривающееся Государство преступает свободу ус­мотрения и становится ответственным в соответствии со Статьей 6 Кон­венции; и критерием, который может точно помочь Европейскому Суду при разграничении случаев, когда государство сохраняет свою свободу усмотрения и когда государство обязано установить судебные гарантии для лиц, находящихся под его юрисдикцией, является тяжесть нарушения, на которое подана жалоба в национальные органы власти. Если жалоба указывает на нарушение основных Конвенционных прав — таких, как закрепленные в Статьях 2 и 3 Конвенции, — Европейский Суд, по моему мнению, должен признать, что государства обязаны не просто предложить эффективное средство правовой защиты (как того требует Статья 13 Кон­венции), но судебное средство правовой защиты, соответствующее всем требованиям Стати 6 Конвенции.

3. Большинство идей, выдвинутых выше, почерпнуты из дела “Осман против Соединенного Королевства”, которого большинство судей не стало придерживаться в настоящем Постановлении. Основная причина, побудившая большинство отклониться от установленного прецедентного права, объяснена в § 100 настоящего Постановления:

“Европейский Суд счел, что обоснование по делу “Осман против Соеди­ненного Королевства” лежало в понимании законодательства о небрежнос­ти.., которое должно быть пересмотрено в свете разъяснений, сделанных позже национальными судами, а именно Палатой лордов. Европейский Суд убежден, что законодательство о небрежности, измененное национальны­ми судами после вынесения постановления по делу “”Капаро Индастриз пи-эл-си” против Дикмена”… и недавно проанализированное в постанов­лении по делу “Барретт против “Ландон Бороу ов Энфилд””.., включает в себя справедливый, правильный и разумный критерий о присущем эле­менте обязанности заботы и что вопросы права в отношении такого эле­мента в настоящем деле не раскрывают наличие иммунитета. В настоящем деле Европейский Суд подводят к выводу о том, что неспособность заяви­телей подать иск против местных властей исходит не из иммунитета, а из применения принципов, определяющих материальное право на иск в на­циональном праве…”.

Я не думаю, что в деле “Осман против Соединенного Королевства” Европейский Суд очень интересовал такой острый вопрос, поднятый в Постановлении в вышеназванном параграфе. В деле “Осман против Со­единенного Королевства” Европейский Суд никогда не указывал, что юрисдикционный барьер является иммунитетом, от которого надо отли­чать применимые принципы, регламентирующие материальное право на подачу иска в национальном праве. Он лишь считал, что “применение правила об исключении ответственности подобным образом без проведе­ния дальнейшего рассмотрения вопроса о наличии сталкивающихся пуб­личных интересов служит только для предоставления всеохватывающего иммунитета полиции в отношении действий или бездействия в ходе след­ствия и пресечения преступлений и является необоснованным ограниче­нием права заявителя на рассмотрение по существу его иска против по­лиции в соответствующих делах” (см. упоминавшееся выше Постановле­ние Европейского Суда по делу “Осман против Соединенного Королев­ства”, р. 3170, § 151). Европейский Суд пошел дальше, выразив мнение, что в случае, если ущерб, причиненный лицу, подавшему жалобу, носил самый серьезный характер, рассмотрение жалобы по существу не может автоматически исключаться применением правила, “предоставляющего иммунитет полиции”. В заключение, в деле “Осман против Соединенного Королевства” Европейский Суд в основном интересовал факт о том, что заявители, находясь в очень тяжелом положении ввиду возможных нару­шений материальных прав человека, не имели возможности довести всю тяжесть их положения до суда; Европейский Суд не рассматривал, была ли причина, стоявшая за невозможностью рассмотрения дела по существу, результатом иммунитета, предоставленного согласно национальному праву, выступавшего в качестве процессуального барьера. Он лишь уста­новил невозможность этого в результате предоставления иммунитета. В данных обстоятельствах, как мы можем провести разграничение между делом “Осман против Соединенного Королевства” и настоящим делом? По всем вышеназванным причинам я полагаю, что имело место нару­шение Статьи 6 Конвенции (права на обращение в суд), и поэтому я считаю, что не возникает отдельных оснований для установления нару­шения Статьи 13 Конвенции, поскольку Статья 6 Конвенции является lex spec/alls в настоящем деле.

ЧАСТИЧНО ОСОБОЕ МНЕНИЕ

судьи В. Томассен, к которому присоединились

судьи И. Касадеваль и А. Ковлер

Я не могу согласиться с мнением большинства, что отсутствовало нарушение Статьи 6 Конвенции в настоящем деле.

Европейский Суд был единодушен, признав, что власти не защитили заявителей, маленьких детей, от бесчеловечного и унижающего достоин­ство обращения, и большинство сочло, что заявителям было отказано в возможности “рассмотрения их утверждений о том, что местные власти не осуществили их защиту от бесчеловечного и унижающего достоинство обращения, и при этом заявители были лишены возможности добиться присуждения обеспеченной правовой санкцией компенсации ущерба, причиненного им” (см. § 111 Постановления).

Несмотря на серьезную небрежность со стороны властей, допустивших жестокое обращение с заявителями, продолжавшееся долгие годы и при­чинившее им физический и психический вред, что является нарушением Статьи 3 Конвенции, заявители не смогли привлечь власти к ответствен­ности в ходе разбирательства в национальных судах. Ссылаясь на поли­тические факторы (например, на сложности возложения ответственности на различные органы, деликатность решений, опасность возникновения у местных властей осторожного и оборонительного подхода при осущест­влении их обязанностей, вероятность дорогостоящей и обременительной тяжбы), национальные суды приняли решения, что на местные власти нельзя налагать ответственность за небрежность, допущенную при осу­ществлении их законных обязанностей по защите детей. De facto местным властям, таким образом, был предоставлен иммунитет в отношении исков, поскольку они действовали при осуществлении их законных пол­номочий по защите детей.

По моему мнению, права заявителей согласно Статье 6 Конвенции были при этом нарушены, поскольку они не имели возможности обра­титься в суд для вынесения решения по их иску, который был доказуем в соответствии с национальным правом. Факты настоящего дела и то, как применялось национальное право, схожи с содержащимися в деле “Осман против Соединенного Королевства”, в котором иск заявителей из небреж­ности против полиции был оставлен без удовлетворения по политическим причинам, относящимся к интересам предотвращения подрыва деятель­ности полиции судебными тяжбами. В деле “Осман против Соединенного Королевства” Европейский Суд признал, что правило об исключении ответственности, примененное к ответственности полиции за небреж­ность, допущенную при осуществлении ею своих функций по проведению расследования и предотвращению преступлений, является несоразмерным ограничением права заявителей на обращение в суд. Причины, при­веденные большинством в пользу того, что не следует придерживаться решений по делу “Осман против Соединенного Королевства” (см. § 100 Постановления), по моему мнению, неубедительны. Представляется, что они не внесли значительных или убедительных изменений в зако­нодательство о небрежности, поскольку данное дело и все соответст­вующие вопросы, касающиеся содержания национального права, были доведены сторонами до внимания Европейского Суда в деле “Осман против Соединенного Королевства”. Я придерживаюсь мнения, что вывод о наличии нарушения Статьи 6 Конвенции в настоящем деле должен быть таким же.

Как сочло большинство в § 95 Постановления, верно, что заявите­лям как-либо на практике препятствовали подаче их исков в нацио­нальные суды. Разбирательство по делу дошло до Палаты лордов, и заявителям была предоставлена правовая помощь в этих целях. В деле также не ссылались на процессуальные правила срока исковой давнос­ти. Однако понятие “право на судебное разбирательство” согласно Ста­тье 6 Конвенции не только гарантирует то, что заявители могут подать свои иски в национальные суды, но и предполагает право на рассмот­рение в судах этих исков на основании фактов и на вынесение решения по ним.

Я согласна с большинством, утверждающим в § 98 Постановления, что Статья 6 Конвенции сама по себе не гарантирует какое-либо конкретное содержание гражданских прав и обязанностей в национальном праве. Но если имеется доказуемый иск в национальном деликатном праве, как в настоящем деле (см. § 89 Постановления), требующем, чтобы заявители получили решение суда об ответственности лиц за допущение жестокого обращения с ними в течение многих лет, по моему мнению, нельзя ут­верждать, что Статья 6 Конвенции определяет содержание национального права.

Я считаю, что надзор Европейского Суда за деятельностью националь­ных судов при определении понятий “право на разбирательство” и “от­ветственность”, представляется, происходит на более широком основа­нии. В деле “Файед против Соединенного Королевства” (упоминавшемся выше, pp. 49—50, § 65) Европейский Суд указал:

“Конечно, Конвенционные органы не могут создавать посредством тол­кования пункта I Статьи 6 Конвенции материальное гражданское право, которое не будет иметь законных оснований в конкретном государстве. Од­нако это будет противоречить принципу верховенства права в демократичес­ком обществе или основному принципу, лежащему в основе пункта 1 Статьи 6 Конвенции — а именно должна существовать возможность подачи граж­данских исков на рассмотрение судье, если, например, государство без огра­ничений или контроля Конвенционных органов может изъять из юрисдик­ции судов полномочия по рассмотрению целого ряда гражданских исков или предоставить иммунитет в отношении гражданской ответственности боль­шим группам или категориям лиц…”.

Чтобы прийти к выводу, что решение Палаты лордов не являлось предоставлением иммунитета, большинство Европейского Суда сочло, как отражено в § 99 Постановления, что в делах об ответственности мест­ных властей по вопросам охраны детства, рассмотренных после дела за­явителей, национальные суды должны устанавливать наличие обязанности местных властей. Но это не меняет тот факт, что иммунитет был предоставлен властям в деле заявителей. Впоследствии в более поздних делах иммунитет, примененный в деле заявителей, был признан непри­емлемым, и национальные суды принимали во внимание помимо других факторов подход Европейского Суда в упоминавшемся выше деле “Осман против Соединенного Королевства”.

Хотя власти Соединенного Королевства утверждали, что вывод о наличии нарушения в настоящем деле подорвет процедуру оставления исков без удовлетворения, используемую во избежание пустых разби­рательств по беспочвенным искам, я считаю, что этот довод не является обоснованным материалами, представленными Европейскому Суду. Национальные суды продолжали оставлять жалобы без удовлетворения после вынесения Европейским Судом Постановления по делу “Осман против Соединенного Королевства”. Вывод о наличии нарушения в настоящем деле будет означать лишь то, что иски заявителей, затраги­вающие жестокое обращение в нарушение основополагающего права человека, не должны оставляться без удовлетворения на основании доводов о соображениях общей политики. Европейский Суд установил, что отсутствовали отказ в обращении в суд, когда судьи оставили иск без удовлетворения, поскольку в исках не было причинно-следствен­ной связи между деянием и ущербом, и прогнозируемость последствий (см., например, Решение Европейского Суда по делу “Пауэлл против Соединенного Королевства” (Powell v. United Kingdom), жалоба № 45305/99, ECHR 2000-V, и Решение Европейского Суда по делу “Бромили против Соединенного Королевства” (Bromiley v. United Kingdom) от 23 ноября 1999 г., жалоба № 33747/96).

Большинство судей Европейского Суда пришло к выводу, что заяви­телям не было предоставлено эффективное средство правовой защиты в отношении нарушения Статьи 3 Конвенции, и признало нарушение Ста­тьи 13 Конвенции, а не Статьи 6.

Я пришла к выводу, что “средство правовой защиты”, на которое заявители имели право, должно было состоять в возможности обра­титься в суд, чтобы получить возмещение за причиненный ущерб. Ог­раничения на право на обращение в суд в целях защиты интересов местных властей при осуществлении ими их законных обязанностей по защите детей могут быть необходимы и оправданы согласно Статье 6 Конвенции. Однако я бы сказала, что в настоящем деле, в котором установлено, что заявители-дети являлись жертвами неосуществления системой их защиты от тяжких, продолжавшихся длительное время пренебрежения и злоупотреблений, иммунитет, предоставленный местным властям по политическим причинам, не может считаться со­размерным.

Таким образом, я полагаю, что имело место нарушение Статьи 6 Кон­венции.

Я голосовала за установление нарушения Статьи 13 Конвенции, поскольку я согласна с большинством, что заявители, права которых, закрепленные в Статье 3 Конвенции, были нарушены, не располагали эффективным средством правовой защиты в национальных органах власти.

Перевод с английского М. Виноградова.

^[1]  Процентиль — предельная наибольшая величина процента. — Прим. переводчика